Текст песни А.П. Чехов - Крыжовник
- Исполнитель: А.П. Чехов
- Название песни: Крыжовник
- Дата добавления: 20.05.2019 | 04:15:59
- Просмотров: 230
- 0 чел. считают текст песни верным
- 0 чел. считают текст песни неверным
Текст песни
КРЫЖОВНИКЕще с раннего утра всё небо обложили дождевые тучи; было тихо, не жарко и скучно, как бывает в серые пасмурные дни, когда над полем давно уже нависли тучи, ждешь дождя, а его нет. Ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин уже утомились идти, и поле представлялось им бесконечным. Далеко впереди еле были видны ветряные мельницы села Мироносицкого, справа тянулся и потом исчезал далеко за селом ряд холмов, и оба они знали, что это берег реки, там луга, зеленые ивы, усадьбы, и если стать на один из холмов, то оттуда видно такое же громадное поле, телеграф и поезд, который издали похож на ползущую гусеницу, а в ясную погоду оттуда бывает виден даже город. Теперь, в тихую погоду, когда вся природа казалась кроткой и задумчивой, Иван Иваныч и Буркин были проникнуты любовью к этому полю и оба думали о том, как велика, как прекрасна эта страна.
— В прошлый раз, когда мы были в сарае у старосты Прокофия, — сказал Буркин, — вы собирались рассказать какую-то историю.
— Да, я хотел тогда рассказать про своего брата.
Иван Иваныч протяжно вздохнул и закурил трубочку, чтобы начать рассказывать, но как раз в это время пошел дождь. И минут через пять лил уже сильный дождь, обложной, и трудно было предвидеть, когда он кончится. Иван Иваныч и Буркин остановились в раздумье; собаки, уже мокрые, стояли, поджав хвосты, и смотрели на них с умилением.
— Нам нужно укрыться куда-нибудь, — сказал Буркин. — Пойдемте к Алехину. Тут близко.
— Пойдемте.
Они свернули в сторону и шли всё по скошенному полю, то прямо, то забирая направо, пока не вышли на дорогу. Скоро показались тополи, сад, потом красные крыши амбаров; заблестела река, и открылся вид на широкий плес с мельницей и белою купальней. Это было Софьино, где жил Алехин.
Мельница работала, заглушая шум дождя; плотина дрожала. Тут около телег стояли мокрые лошади, понурив головы, и ходили люди, накрывшись мешками. Было сыро, грязно, неуютно, и вид у плеса был холодный, злой. Иван Иваныч и Буркин испытывали уже чувство мокроты, нечистоты, неудобства во всем теле, ноги отяжелели от грязи, и когда, пройдя плотину, они поднимались к господским амбарам, то молчали, точно сердились друг на друга.
В одном из амбаров шумела веялка; дверь была открыта, и из нее валила пыль. На пороге стоял сам Алехин, мужчина лет сорока, высокий, полный, с длинными волосами, похожий больше на профессора или художника, чем на помещика. На нем была белая, давно не мытая рубаха с веревочным пояском, вместо брюк кальсоны, и на сапогах тоже налипли грязь и солома. Нос и глаза были черны от пыли. Он узнал Ивана Иваныча и Буркина и, по-видимому, очень обрадовался.
— Пожалуйте, господа, в дом, — сказал он, улыбаясь. — Я сейчас, сию минуту.
Дом был большой, двухэтажный. Алехин жил внизу, в двух комнатах со сводами и с маленькими окнами, где когда-то жили приказчики; тут была обстановка простая, и пахло ржаным хлебом, дешевою водкой и сбруей. Наверху же, в парадных комнатах, он бывал редко, только когда приезжали гости. Ивана Иваныча и Буркина встретила в доме горничная, молодая женщина, такая красивая, что они оба разом остановились и поглядели друг на друга.
— Вы не можете себе представить, как я рад видеть вас, господа, — говорил Алехин, входя за ними в переднюю. — Вот не ожидал! Пелагея, — обратился он к горничной, — дайте гостям переодеться во что-нибудь. Да кстати и я переоденусь. Только надо сначала пойти помыться, а то я, кажется, с весны не мылся. Не хотите ли, господа, пойти в купальню, а тут пока приготовят.
Красивая Пелагея, такая деликатная и на вид такая мягкая, принесла простыни и мыло, и Алехин с гостями пошел в купальню.
— Да, давно я уже не мылся, — говорил он, раздеваясь. — Купальня у меня, как видите, хорошая, отец еще строил, но мыться как-то всё некогда.
Он сел на ступеньке и намылил свои длинные волосы и шею, и вода около него стала коричневой.
— Да, признаюсь... — проговорил Иван Иваныч значительно, глядя на его голову.
— Давно я уже не мылся... — повторил Алехин конфузливо и еще раз намылился, и вода около него стала темно-синей, как чернила.
Иван Иваныч вышел наружу, бросился в воду с шумом и поплыл под дождем, широко взмахивая руками, и от него шли волны, и на волнах качались белые лилии; он доплыл до самой середины плеса и нырнул, и через минуту показался на другом месте и поплыл дальше, и всё нырял, стараясь достать дна. «Ах, боже мой... — повторял он, наслаждаясь. — Ах, боже мой...» Доплыл до мельницы, о чем-то поговорил там с мужиками и повернул назад, и на середине плеса лег, подставляя свое лицо под дождь. Буркин и Алехин уже оделись и собрались уходить, а он всё плавал и нырял.
— Ах, боже мой... — говорил он. — Ах, господи помилуй.
— Будет вам! — крикнул ему Буркин.
Вернулись в дом. И только когда в большой гостиной наверху зажгли лампу, и Буркин и Иван Иваныч, одетые в шелковые халаты и теплые туфли, сидели в креслах, а сам Алехин, умытый, причесанный, в новом сюртуке, ходил по гостиной, видимо, с наслаждением ощущая тепло, чистоту, сухое платье, легкую обувь, и когда красивая
Перевод песни
GOOSEBERRYFrom early morning, rain clouds covered the whole sky; it was quiet, not hot and boring, as it happens on gray cloudy days, when clouds had been hanging over the field for a long time, you were waiting for rain, but it wasn’t. Veterinarian Ivan Ivanovitch and Burkin gymnasium teacher were already tired of walking, and the field seemed to them endless. Far ahead, the windmills of the village of Mironositsky were barely visible, stretched to the right and then disappeared far behind the village a number of hills, and they both knew that it was a river bank, there are meadows, green willows, estates, and if you stand on one of the hills, you can see from there the same huge field, telegraph and train, which from a distance looks like a crawling caterpillar, and in clear weather even the city can be seen from there. Now, in calm weather, when all nature seemed meek and thoughtful, Ivan Ivanovich and Burkin were imbued with love for this field and both thought about how great, how beautiful this country is.
“The last time we were in the barn near the headman Prokofy,” said Burkin, “you were going to tell some kind of story.”
- Yes, I wanted to talk about my brother then.
Ivan Ivanovich took a long breath and lit a pipe to start telling, but just at that time it started to rain. And after five minutes it poured heavy rain, heavy, and it was hard to predict when it would end. Ivan Ivanovich and Burkin stopped in thought; the dogs, already wet, stood with their tails folded and looked at them with emotion.
“We need to hide somewhere,” Burkin said. - Let's go to Alekhine. It's close here.
- Come on.
They turned to the side and walked all along the sloping field, now straight, then picking up to the right, until they went out onto the road. Soon poplars appeared, a garden, then the red roofs of the barns; the river shone, and a view of a wide reach with a mill and a white bathhouse opened. It was Sofino, where Alekhine lived.
The mill worked, drowning out the sound of rain; the dam trembled. Here, near the carts, wet horses stood with their heads bowed, and people walked, covering themselves with bags. It was damp, dirty, uncomfortable, and the view of the reach was cold, angry. Ivan Ivanitch and Burkin already felt a sense of sputum, impurity, inconvenience throughout the body, their legs were heavy with dirt, and when, passing the dam, they went up to the master’s barns, they were silent, as if angry at each other.
In one of the barns a fan was noisy; the door was open and dust was pouring out of it. Alekhine himself stood on the threshold, a man in his forties, tall, full, with long hair, looking more like a professor or artist than a landowner. He wore a white shirt that had not been washed for a long time with a rope belt, instead of pants, pants, and dirt and straw also stuck on his boots. The nose and eyes were black with dust. He recognized Ivan Ivanovich and Burkin and, apparently, was very happy.
“Come, gentlemen, to the house,” he said, smiling. “I am right now, right now.”
The house was large, two-story. Alekhine lived below, in two rooms with vaults and with small windows, where the clerks once lived; there was a simple atmosphere, and smelled of rye bread, cheap vodka and harness. Upstairs, in the front rooms, he rarely visited, only when guests arrived. Ivan Ivanovich and Burkin were met in the house by a maid, a young woman, so beautiful that they both stopped and looked at each other at once.
“You cannot imagine how glad I am to see you, gentlemen,” said Alekhine, entering the front hall behind them. - I didn’t expect it! Pelagia, ”he turned to the maid,“ let the guests change into something. ” By the way, and I’ll change clothes. You just have to go wash first, otherwise I don’t seem to have washed since spring. Do you want, gentlemen, to go to the bathhouse, and here they’ll cook it for now.
The beautiful Pelagia, so delicate and so soft in appearance, brought sheets and soap, and Alekhine and his guests went to the bathhouse.
“Yes, I haven’t washed for a long time,” he said, undressing. - As you see, my bathhouse is good, my father was still building, but somehow there was no time to wash everything.
He sat down on the step and soaped his long hair and neck, and the water around him turned brown.
“Yes, I confess ...” Ivan Ivanovich said significantly, looking at his head.