Текст песни
В этом возрасте стыдно скрываться, бить стёкла и хлопать дверью,
Не иметь своего шалаша, ностальгировать, рушить чужие гнёзда.
Возраст,
В котором ещё не редеют перья,
Но привычки переросли в зависимость,
А это уже серьёзно.
Проще всех вещей и грубее бунта — кольцу назначать возврат.
Мол размер не тот, ненадёжен шов, не такими книгами строен опыт.
Ты нащупала взглядом в рюмочной пол-Европы,
Перешла границу, отдавшись в уборной туркам,
Быстро вошла в азарт.
Каждую ночь взрослела, с годами всерьёз глупея,
Разучилась писать картины, заработала язву, сделала больше грудь,
И давно не гуляешь в парке с когда-то любимым псом,
Для которого цепь из калёной стали звучит теплее,
Чем твои слова, когда провожала маму,
Или его самого — не помню —
В последний путь.
А вот раньше как:
Ты звонишь в слезах,
Просишь поднять из лужи,
Говоришь, что любишь,
Что перепачкалась вся в говне.
Вот и я.
Для таких, как мы,
Любовь и грязь — это то, что нужно.
В последнее время второго становится больше,
По крайней мере во мне.
Я перестал ходить на работу, начал забывать имена родителей,
Спотыкаясь на ровном месте от количества уходящих друзей,
Поочерёдно влюбляющихся
В моих бывших.
Часто
В стихах я хотел сохранить их, видимо
У меня ничего не вышло.
Так прими уже этот двадцатый год.
Век назад вообще всюду было красным-красно.
Лучше спиваться поодиночке дома,
Чем слепо бежать вперёд,
Оказавшись беспомощным
Перед пустой казной.
А причины теперь такие, что крутит, и вот дела:
у кого там на старость отложено — спустят, переживут.
Можно выбрать длиннее руки,
Себе оставить длинные рукава.
За каждой победой стояло большое горе;
За каждой любовью — огромный труд.
Теперь,
В свои непонятно как наступившие двадцать пять,
Я сбегаю в объятия будущей жены
От собравшейся свергнуть царя массовки.
Я не герой, мама,
Меня стоило расстрелять.
Но батя запил
И вскоре продал
Винтовку.
Перевод песни
At this age, it is a shame to hide, beat the glass and slam the door,
Do not have your hut, nostalgia, ruin other people's nests.
Age,
In which feathers are not yet increased,
But the habits have grown up dependent,
And this is already serious.
The easiest to all things and rude riot is to assign a return to the ring.
Like the size is not the same, the seam is unreliable, the experience is not in such books.
You looked at the glass of the backyard,
I crossed the border, surrendering to the restroom to the Turks,
She quickly entered the excitement.
Every night it has grown up, over the years seriously stupid,
I forgot how to write paintings, earned an ulcer, made more breasts,
And for a long time you have not walked in a park with a once favorite dog,
For which the steel chain sounds warmer,
Than your words when she escorted mom,
Or I myself do not remember -
On the last journey.
But earlier how:
You call in tears
You ask to raise from a puddle
You say you love
That all in shit was getting dirty.
Here I am.
For people like us
Love and dirt are what you need.
Recently, the second has become more,
At least in me.
I stopped going to work, began to forget the names of my parents,
Stumbling out of the blue from the number of departing friends,
Alternately falling in love
In my ex.
Often
In verses, I wanted to save them, apparently
Nothing happened to me.
So accept this twentieth year.
A century ago, in general, it was red-red everywhere.
It is better to get drunk at home,
Than to blindly run forward
Once helpless
Before an empty treasury.
And the reasons are now those that are spinning, and here are things:
Whoever has been postponed there - they will get out, survive.
You can choose longer than your hands,
Leave long sleeves for yourself.
Behind every victory was a great grief;
Behind every love is a huge work.
Now,
It is not clear how the twenty -five came,
I run into the arms of my future wife
From the gathered to overthrow the king of the extras.
I'm not a hero, mom,
It was worth shooting me.
But Dad washed down
And soon sold
Rifle.