Текст песни
СОБАКА
Выезжали из дома всегда поутру.
С первым светом, по гулким проспектам.
Было тихо, как надо, свежо, как в бору,
Быть увиденным мной не поспетым.
Я получше видал: что отец у руля,
В летней кофточке мама и сбоку поля
И домишки, одетые тако -
Где наличник резной, где расцветка в лазурь,
Что усталое зренье, как ноги, разуй, -
И на заднем сиденьи собака.
Да, на заднем в обнимку собака и аз,
Как двухглавый орел на монете,
В обоюдные стороны впялили глаз:
Только пальцем туда поманите.
А видать высоко, как со дна котелка:
На глаза наворачивались облака
Пышно взбитые, кучевые.
Мы на странной поляне сыскали привал,
И хозяйственный ум ее бы миновал,
Но осталися мы, кочевые.
Недоступные птицы мозолили слух,
Умолчанием нас не тревожа.
И трава щекотала запекшийся дух,
И тела подавляли ее же.
На титановых кольях воздвигли шатер,
Уважительно расположили костер,
Повернувши, как зрителя в зале,
Не в болотный туман в световой полосе -
В безнадежную даль, где огни на шоссе
Бегло чиркали и ускользали.
Мы сидели: по кругу и с кружкой в руках,
Сладкий чай раскаленный в которой.
И собака спала, заблудившись в ногах,
Утомленная мира просторой.
Приближаясь, пикировали комары.
Озаренную щеку свело от жары.
Что-то гукнуло в тьме набежалой,
Тяжело прокатило за самой спиной,
Но мальчишка, потом оказавшийся мной,
Ничего не боялся, пожалуй.
География не обещала беды:
Просто сеть крупнолистого леса,
Не считая приближенной слева воды,
Приповернутой кверху как линза.
(Перед сном босиком мы прошлися песком,
И собака хватала ее языком,
Забредая по брюхо и выше,
Ледяная и мокрая вроде леща.
Загремел я посудою, прополоща, -
И опять никого не увижу).
А с утра обуяла тоска. И с утра
Надувалися щеки обиды.
Понапрасну во рту повторялось ура
На лады и различные виды.
И как валкий матрас выставляют на двор,
Бесконечный тянул я в себе разговор,
Ненавидел и брел в анфиладу
Заунывной природы, где столько вещей,
Одинаких деревьев, и мхов, и хвощей,
Ничего из которых не надо.
Потому, возвратясь, не узнать по лицу
И ни слова о том не сказалось,
Что неправильно в этом веселом лесу
И не всуе оно показалось.
Потому виноват: что не стал я кричать,
Увидав, что, как будто ее волочат
На невидимом нами канате
- И скуля! и взывая! - ползла от огня
Незабвенная мною и после меня
Ты, собака, про коию - нате.
Над вечерним бугром, как невидимый вальс,
Комариный собор широко завивальс,
В небесах - протяженно и ало.
И почуяв, что мы на подмогу пусты,
Утянуло ее в негустые кусты,
Где навеки, навеки пропала.
И четыре еще нескончаемых дня
Мы ее, как преступники, ждали,
Не простили вовек ни себя ни меня
И состарившись жизнь провождали.
... Тридцать лет проводил, и заглох грузовик.
Починившись, я лег на полянке
И увидел ее, как давненько отвык,
И узнал это место с изнанки.
У меня ж близнецы подрастают в дому.
Ни собаке у них не бывать - потому,
Что закрылась отцовская дверца.
Но стою как стояк на сыром берегу,
На своих же следах, и сойти не могу,
И как солнце заходится сердце.
И тогда, сдалека и далёко видна,
Словно дыма вчерашнего запах,
Из древесных теней показалась она,
На нетвердых шатаяся лапах.
И обнявшись, вдвоем, как двухглавый орел -
Сам с собою в разлуке, и сбит ореол,
Все ушли и проститься не дали -
Между тенью палатки и тенью костра,
Как душа и душа, как сестра и сестра
Над собою вдвоем зарыдали.
НЕСКОЛЬКО ПОЛОЖЕНИЙ (стихи на подкладке)
3.
Я так одна. Никто не поднимает
Ни на вершок, ни на еще немножко,
Хотя и ветер ивой обнимает
И вглубь сует, как в тесное лукошко,
Хотя свое сегодня отхромала
В спортзале синкретической природы,
Где образцы известки и крахмала
Работают над будущим породы,
Где море отфильтровывает пену,
И ржавчина наращивает яды,
И ящерицы слушают Шопена,
Как тренера, и делают, что надо.
И уясняет лиственная масса
Под собственный революцьонный топот
Прибавочную стоимость по Марксу
И Дарвина не олимпийский опыт.
И амфитеатральною шкалою
Разви- и разветвляются творенья.
Я там была, как фига под полою,
Почти тайком, как съедено варенье:
Под лампой, обучающей разжаться,
Входить в зенит, ложиться размножаться,
По пятилетке в позах Аретино
Работать план и украшать картину.
Затем, что ночь – дежурная аптека, –
В стекле, огнях и медицейских сестрах
Доступных вариантов картотека –
Безлюдных, людных, обоюдоострых.
Затем Натура на не всякий случай
Сует под нос альтернативны виды:
Скала-и-плащ, и дева перед тучей
В заплечных птицах бури и обиды,
И Пушкин падает в голубоватый;
И кто лежал в долине Дагестана;
И холмы заволакивает ватой,
Чтобы рыдать над ними перестала,
Перенимала образ огорода
И не гордилась жребием единым:
Задрав копье, скакать за господином –
На рукомышцы-мельницы природы!
САРРА НА БАРРИКАДАХ
1.
Год тысяча девятьсот пять.
В колыбелях уже не спять.
Открывают глаза, разувают ручонки,
Разевают беззубые рты
Те, кто в вагоне, как Гвидон в бочонке,
Ах нет, как сельди в сельдяном бочонке,
Покатят в дальние сырты.
Над ними в Тамбове и Ейске
В холстах одичалых портьер
Вздыхают туманные мамы еврейски
(Немецкие русские польские или...)
...
Перевод песни
And amphitheater scale
Creation and branching creations.
I was there like a fig under a hollow
Almost secretly, as jam was eaten:
Under the lamp teaching to get hold of,
Enter the zenith, go to bed to multiply,
Five Years in Arethino Poses
Work the plan and decorate the picture.
Then, that night is a pharmacy on duty, -
In the glass, the lights and the nurses
Available file cabinet options -
Deserted, crowded, double-edged.
Then Natura, just in case
Alternative vanities under the nose:
Rock-and-cloak, and the maiden in front of the cloud
There are storms and grievances in the shoulder birds
And Pushkin falls into a bluish;
And who was lying in the valley of Dagestan;
And the hills are covered with cotton
To sob over them ceased,
Took the image of the garden
And she was not proud of a single lot:
Raising a spear, gallop after the master -
On the hands of nature mills!
SARRA ON THE BARRICADES
1.
Year one thousand nine hundred and five.
In the cradle no longer sleep.
Open your eyes, open arms
Toothless mouths open
Those who are in the car, like Guidon in a barrel,
Oh no, like herring in a herring barrel,
Roll into distant syrty.
Above them in Tambov and Yeysk
In the canvas of wild curtains
Jewish mummies sigh Jewish
(German Russian Polish or ...)
...
Официальное видео
Смотрите также: