Текст песни
В ее будуаре мог бы висеть портрет Баркова на пол стены.
Хотя бы потому, что к слову "жопа" предисловия ей были не очень нужны.
Ногти она носила и пальчики: трогала ими все по девИчьи.
Курила. Влюблялась до неба. Имела и прочие дурные привычки
Нас познакомил чей-то друг на моей кухне.
Имени его не помню, оно было вполне занюханным.
Нас по шестнадцать, она смеялась, так, что вокруг вроде бы становилось светлее.
Я разглядывал ее, шутил, хотя до сих пор это не очень умею.
Потом кто-то принес и понеслась обычная катавасия.
Я отвалил: мне было как то западло участвовать.
Тогда какие то двое возле нее - взопрели:
спорили с кем она сегодня ляжет, бычились, пальцы веером.
Я сказал: «Ребят, не получится.
Это моя девушка, а кто против может выйти со мной на улицу.
Проверим кто из нас больше боится крови.»
Они скалились, но не спорили.
Лиза легла со мной, и сами знаете какие тут нужны эпитеты.
Короче прочухались мы оба заполдень, невыспавшиеся, счастливые.
В эту и в следующие ночи тоже
Ее имя казалось мне лучшим ласкательным прозвищем.
Ух и носило ее потом от одного мужика к другому,
И каждого она любила так, что только плакать и петь, о том как повезло этому охломону.
Это сейчас у нас брюхо, очки, и повышенное давление.
А тогда каждый мог умереть или убить за нее не только по пьяни или подходящему настроению.
И нипричём последний ее Вася (или как там его по-батюшке).
Хороший парень: прилично зарабатывающий.
Тогда он с похмелья остался дома,
А она поперлась бухать с незнакомыми.
Отцу тоже было не до того: проблемы и все сплошь научные,
А я проснулся среди ночи, подумал: «Что-то не то», но до конца так и не прочухал.
А утром не добудились ее, ну и стали вызывать скорую, там, милицию.
А я всего то был способен потом, что рты затыкать тем, кто называл ее блядью и суицидницей.
В этом возрасте счастье вроде бы близко: протяни руку и вот вы уже рядом, голые.
А в ее квартиру я больше не приду и не позвоню, хотя может и стоило бы.
Теперь, если бы мне предложили на выбор исправить что-то в моем туловище или роже,
Я выбрал бы не член и не бицепсы, а голос который делает слово "любовь" значащим, а не расхожим.
И этим вот своим голосом я сказал бы, без балды, конкретно:
«В ней не было чего то особенннее мороза зимой или запаха листьев осенью, но фиг знает как теперь жить без этого.»
Теперь когда я просыпаюсь и вижу свои ноги накрытые одеялом,
То спрашиваю себя: "Одну из них или обе отдал бы ты, чтобы еще раз почувствовать ее рядом?"
Чтобы сказать, что не хочешь ни черта из того что тебе отмерено,
«Давай обнимемся так, чтобы опять настал девяносто третий."
И "Я не брошу тебя. Ни на шаг не отойду. Не отпущу ни на миллиметр!
И свадьбу, как надо, летом, чтобы наконец уже выпить за всё это
И чтобы дети."
Перевод песни
In her boudoir, a portrait of Barkov could hang on the floor of the wall.
If only because the word "ass" of the preface was not very necessary for her.
She wore fingernails and fingers: they touched everything for girls.
Smoked. Fell in love to the sky. Had other bad habits
We were introduced to by a friend in my kitchen.
I don’t remember his name, it was completely snuffy.
There are sixteen of us, she laughed, so that everything seemed to be getting brighter.
I looked at her, joked, although until now I do not really know how.
Then someone brought and raced the usual katavasiya.
I rolled off: I was kind of a bit sick.
Then some two near her - they roared:
argued with whom she would lie down today, bulls, fingers with a fan.
I said: “Guys, it won’t work.
This is my girlfriend, and whoever can go outside with me.
We’ll check which of us is more afraid of blood. ”
They grimaced, but did not argue.
Lisa lay down with me, and you yourself know what epithets are needed here.
In short, we both heard noon, sleepy, happy.
This and next nights too
Her name seemed to me the best affectionate nickname.
Wow and then wore it from one man to another,
And she loved everyone so much that she only cried and sang about how lucky this ohlomon was.
Now we have a belly, glasses, and high blood pressure.
And then everyone could die or kill for her not only because of drunkenness or a suitable mood.
And nothing more than her last Vasya (or whatever his priest).
Good guy: decently earning.
Then he stayed home from a hangover
And she popped up to drink with strangers.
Father was not up to it either: the problems and everything are entirely scientific,
And I woke up in the middle of the night, thought: "Something is not right," but I still did not hear it to the end.
And in the morning they didn’t get her, so they started calling an ambulance, there, the police.
And all that I was capable of afterwards was to shut my mouth to those who called her a whore and a suicide.
At this age, happiness seems to be close: reach out and you are already there, naked.
And I will not come to her apartment and will not call, although it might be worth it.
Now, if I were offered the choice to fix something in my torso or erysipelas,
I would not choose a penis or biceps, but a voice that makes the word "love" meaningful, not commonplace.
And with that voice I would say, without a jerk, specifically:
“It didn’t have something especially frosty in winter or the smell of leaves in autumn, but FIG knows how to live without it now.”
Now when I wake up and see my legs covered with a blanket,
Then I ask myself: "One of them, or both of you would give, to once again feel it next?"
To say that you don’t want a damn thing from what is measured to you,
“Let's hug so that the ninety-third comes again.”
And "I will not leave you. I will not step back a step. I will not let go even a millimeter!"
And the wedding, as it should, in the summer, to finally have a drink for all this
And to the children. "
Официальное видео
Смотрите также: