Текст песни Сицилия - Как всё было.
- Исполнитель: Сицилия
- Название песни: Как всё было.
- Дата добавления: 14.04.2018 | 17:17:06
- Просмотров: 383
- 0 чел. считают текст песни верным
- 0 чел. считают текст песни неверным
Текст песни
И если вы спросите, как все было, откуда брало свои старты,Где устье этой шумной и бурной реки,
То я вам отвечу; открою все эти чертовы карты:
Мы были молоды, а мысли наши легки.
Вы, наверное, конечно же, захотите знать, насколько там он был крутой,
Дарил ли кольца с бриллиантами, ну или тачки...
А я вам отвечу: он был совершенно простой,
И у него было сердце. А у меня - пуанты и белоснежная пачка.
У нас был просторнейший зал в конце старенькой улочки на окраине города, справа по тротуару,
Там чистейшие зеркала во всю длину стен, белые потолки, тусклый свет.
Это искусство, на самом деле, свалилось мне с неба, знаете, досталось даром;
Он говорил, балерины на свете прекраснее нет.
Он говорил, и замолкали разом все звуки в сущих и даже несущих мирах,
Только музыка оставалась с нами, пронзала нас острием Ахиллесова копья,
Он становился немного поодаль, и отражаясь во всех зеркалах,
Руки вскидывал вверх и говорил мне:
"Делай как я."
И мне было больше не о чем просить всемогущего Бога,
Не о чем просить его снизойти,
Лишь о том, чтобы моя дорога
Однажды стала частью его пути.
Он говорил, искусству нужно отдаться поперёк и вдоль,
Включал музыку громче. Она проходила сквозь тело,
Проникая в то бессознательное, до чего просто так вот дойти нельзя,
Я переполнялась. Выполняла божественный кабриоль.
Я наблюдала за ним, искала встречи глаз его в отраженье зеркал,
Он говорил мне: «Камбрэ.» И я изгибалась, немного скользя.
Говорил, что такую чудесную балерину он, кажется, только и ждал,
Что всю жизнь он меня искал.
И музыка заполняла собой все пространство зала, города,
И, кажется, всей моей бесконечной души.
И он повторяет: «Бризе. Алонже.»
Он статный, высокий; он гордый,
И он кричит мне: «Глубоко! Глубоко дыши!»
И я глубоко дышала, воздух жадно глотая ртом,
Как и потом, когда глубоко становилось жить,
Разделяя с ним ложе,
Как душу ему отдавая потом…
Наша любовь случилась самой прекрасной на свете,
Чистой, как вода в роднике,
Нежной, как руки матери перед сном;
Мы мечтали, какие у нас будут дети…
Я выбегала на улицу налегке,
Под старым бардовым зонтом,
И опоздать до смерти боялась, не успеть в назначенный час;
Мы любили так, как никогда и никто до нас.
И каждый раз я летела к нему ан лер,
Чтоб сказать ему, как он мной безгранично любим,
Что я жить без него уже никогда не смогу,
Что вся жизнь лишь была подготовкой ко встречи с ним,
Как глиссад –
Подготовка к большому прыжку.
И он ждал меня на пороге – разделял только маленький палисад;
Я кидалась к нему на шею, он хватал меня на руки,
Сонный, уютный и теплый, с запахом синей небесной вышины.
Я поливала его цветы; он готовил мне завтраки.
Жизнь, казалось, одна сплошная, длинная небылица,
Я в то лето совершенно разучилась думать, осознавать,
Все и всё перестали мне быть важны.
Он был мой Учитель, а я его Ученица.
Он учил меня двигаться, покоряться, дышать, кричать; все до конца отдавать.
Я учила его обладать.
Он считал: «Один, два, три, четыре…
Внимательней! Гранд батман.»
И душа моя становилась как будто шире,
И хотелось покориться его словам.
И хотелось, чтоб он шептал мне в ночи, под луной:
«Ты моя, я тебя никому не отдам,
Ты моя, и навек ты будешь со мной.»
Я была с ним навек. Мы прожили эту вечность.
Вечность, знаете, как и все на свете имеет срок,
Наша длилась на три дня дольше, чем длится лето;
Так решили, наверное, на небе где-то -
Он ушел. Он больше остаться не мог.
Он был нежен и легок, шаги его невесомы,
Пальцы длинны, волосы черны, как смоль, кудрявы,
Ресницы густы.
Мне в нём всё казалось таким знакомым,
Словно я давно уж бывала с ним рядом,
Словно у наших судеб один автор, одни листы.
Когда он умирал, я стояла рядом, у изголовья.
Он сжимал мою руку не то, что до боли – до онеменья,
Дышал тяжело, «любимая» мне хрипел.
А вы говорите, это бана
Перевод песни
And if you ask how everything was, where did it start,Where the mouth of this noisy and stormy river,
Then I will answer you; I'll open all these damn maps:
We were young, and our thoughts are easy.
You, of course, probably want to know how much he was cool,
Did he give a diamond ring, well, or a wheelbarrow ...
And I'll tell you: it was quite simple,
And he had a heart. And I have pointe shoes and a snow-white tutu.
We had a large room at the end of an old street on the outskirts of the city, on the right along the sidewalk,
There the purest mirrors in the entire length of the walls, white ceilings, dim light.
This art, in fact, fell to me from the sky, you know, got it for nothing;
He said the ballerinas are no more beautiful in the world.
He spoke and fell silent at once all the sounds in the existing and even carrying worlds,
Only music remained with us, pierced us with the point of the Achilles' spear,
He became a little away, and reflected in all the mirrors,
Hands threw up and said to me:
Do as I do. & quot;
And I had nothing more to ask for Almighty God,
There is nothing to ask him to condescend,
Only about making my way
Once became part of his journey.
He said that art must be surrendered and along,
He turned on the music louder. She passed through the body,
Penetrating the unconscious, to which it is impossible to go so simply,
I was overwhelmed. Performed a divine cabriole.
I watched him, I looked for his eyes to meet in the reflection of mirrors,
He told me: "Cumbres." And I bent, a little slipping.
He said that he seemed to be waiting for such a wonderful ballerina,
That he searched for me all his life.
And the music filled the entire space of the hall, the city,
And, it seems, all my infinite soul.
And he repeats: "Breeze. Alonzhe. "
He is tall, tall; he is proud,
And he yells to me: "Deep! Breathe deeply! "
And I breathed deeply, air gulping my mouth hungrily,
As well as later, when it became profoundly alive,
Sharing the bed with him,
As a soul giving him then ...
Our love happened the most beautiful in the world,
Clean, like water in a spring,
Gentle, like the hands of a mother before going to sleep;
We dreamed of what kind of children we will have ...
I ran out into the street light,
Under the old bard umbrella,
And I was afraid to be late to death, I could not make it at the appointed time;
We loved as never before and no one before us.
And every time I flew to him anler,
To tell him how much he loves me infinitely,
That I can never live without him,
That all life was just a preparation for a meeting with him,
As a glide path -
Preparing for the big jump.
And he was waiting for me on the threshold - he shared only a small palisade;
I rushed to his neck, he grabbed me in his arms,
Sleepy, cozy and warm, with the smell of blue heavenly heights.
I watered his flowers; he was preparing breakfast for me.
Life, it seemed, was one continuous, long fiction,
In that summer I completely forgot how to think,
All and all have ceased to be important to me.
He was my Teacher, and I am his disciple.
He taught me to move, obey, breathe, scream; all to the end give.
I taught him to possess.
He considered: "One, two, three, four ..."
Carefully! Grand Batman. »
And my soul seemed to be wider,
And I wanted to obey his words.
And he wanted him to whisper to me in the night, under the moon:
"You are mine, I will not give you anyone,
You are mine, and for ever you will be with me. "
I was with him forever. We have lived this eternity.
Eternity, you know, like everything in the world has a term,
Our lasted three days longer than summer lasts;
So decided, probably in the sky somewhere -
He left. He could not stay any longer.
He was gentle and light, his steps weightless,
The fingers are long, the hair is black, like tar, curly,
Eyelashes are thick.
Everything in it seemed so familiar to me,
As if I had been with him for a long time,
Like our destinies one author, one sheet.
When he was dying, I stood beside him, at the head of the bed.
He squeezed my hand, not that which was painful - until the dullness,
I was breathing heavily, my "beloved" wheezed.
And you say it's a ban