Текст песни Эдуард Старков - Поэма Влюбленных Цистерн
- Исполнитель: Эдуард Старков
- Название песни: Поэма Влюбленных Цистерн
- Дата добавления: 21.04.2020 | 06:20:05
- Просмотров: 307
- 0 чел. считают текст песни верным
- 0 чел. считают текст песни неверным
Текст песни
Я начинаю репортаж с петлёй на шее,Я объявляю ультиматум чёрным дырам,
Три уголька в ладонях пламенем развеют,
Вишнёвый холод над суровым миром,
Лопата воткнута в замёрзший уголь,
Труба, труби, трубач, над трупом плачь,
Сейчас герои сладких снов покажут удаль –
Лишь оседлают трёх свиней и тут же вскачь…
Туда, где солнце никогда не пахнет ядом,
Где кактус трахал розу на песке,
Где нету стебельков, побитых градом
И не томится молодой дебил в тоске,
Бубновый туз бубнит в дырявый бубен,
Бубенчики разгадывают масть,
На праздничном столе селёдка в шубе
Танцует вальс, раскрыв немую пасть,
Ортопедический ботинок сыт по горло,
Наелся снежной каши дуралей,
Глазастые зубила, шила, свёрла
Буравят скважину, чтоб стало потеплей,
Завязанные в пыльный узел струны,
Запаянные в петли облака,
Поют о том, как огненные луны
Сшибают с ног безрогого быка,
Цветастые черничные поляны
Лелеют лето и летающий оргазм,
Охотник без ружья в берлогу глянул,
Дыханье перебил протяжный спазм,
Зачем старик наелся злой отравы,
Зачем дышал слезоточивым газом?
Стаканы оказались правы:
Виной всему был старческий маразм!
Чугунные ворота в город нефти взрываются на счёт: “ноль – раз – два – три”,
Когда любовь, о да, поверьте,
Любовь, ходящий любящий огонь сгорит,
Косые керосиновые балки,
Не суй в колёса поезда разврата,
Сначала был разврат, потом щебечут галки,
Ну а потом у телефонных аппаратов
Раскрашенные плавным смехом стены,
Виденья мимолётной простоты,
Здесь Ева преклонит своё колено,
Перед Адамом в час весенней красоты,
И пиковый валет с той самой дамой,
Пройдутся по проспекту в неглиже,
Стеклянные холсты в оконных рамах с восторгом крикнут:
“О, ну надо же!”
Под утро ляжет спать седой кудесник, чтобы опять чудить всю ночь,
Зачем ему дневные сны и песни?
Затем, чтоб воду в ступе не толочь,
Когда колёса проскрипят конечным воплем,
Смотритель стукнет по трамвайным проводам,
И капитан блеснёт заржавленным биноклем,
Наступит время расходиться по домам,
А только дома нет, и не было в помине,
Вчерашний натюрморт был съеден кем-то,
Должно быть, облако сгорело в камине,
Но продолжается чумная кинолента,
Киномеханик, ну давай, крути свой фильм,
Гуляй да пой, народная толпа,
Стиляга разберется, в чём тут стиль,
Электрик рухнет с пятого столба,
Больные дети ждут последней встречи –
В полтретьего под каменным утёсом,
Когда на майском небе вспыхнут Божьи свечи,
Они ответят на широкие вопросы,
Пусть это будет способ выжить среди мёртвых,
Хотя, их жизнь не больше, чем кино,
В котором половина кадров стёрта,
А мозговое полотно отключено,
И тридцать первый комиссар с подводной лодки,
Закурит мрачно злую папиросу,
Зажмурит глаз, ругнётся матом, выпьет водки,
И скажет: “С Богом, в путь, Товарищи Матросы!”
Туда, где водоросли пахнут трупным соком,
Туда, где спят русалки без чешуй,
Где обжигает грудь бесцеремонным током,
Сердитый острогрудый поцелуй
Кто любит музыку, тот любит добрый голос,
А в данном случае вся музыка в словах,
Кто бросил семя, тот увидит колос –
Да Будет Хлеб на всех земных столах,
Но ведь не хлебом же единым жил художник,
Который мамонта в пещере рисовал,
И, затаив дыханье, шёл так осторожно,
Мимо цветка в ущелье между скал,
Потом всё лопнуло, взорвалось и уснуло,
Всё расцвело и стало дико улыбаться,
А сон был вещий, – в нём звезда тонула,
Но было уже поздно просыпаться,
Большая полунепонятная картина,
Висела в комнате безмозглых колдунов,
Глаза, похожие на тающие льдины,
Блуждали в направлении ветров,
Ветра устали дуть и стали выть моторы,
Глаза растаяли, картина сожжена,
Все колдуны залезли в крысьи норы,
Взорвалась полунепонятная стена,
На белой копоти высоких потолков,
Оставлен отпечаток чёрных рук,
Среди развалины вонючих ….
Читает бабушкины письма грязный внук,
Здесь он поджёг свою печальную гитару,
Разбавил спиртом стопроцентную
Перевод песни
I'm starting a story with a noose around my neckI declare an ultimatum to black holes
Three coals in the palms of your hands will scatter the flame
Cherry cold over the harsh world
A shovel is stuck in frozen coal
Pipe, pipes, trumpeter, cry over a corpse,
Now the heroes of sweet dreams will show the dare -
Just saddle three pigs and immediately jump ...
Where the sun never smells of poison
Where the cactus fucked a rose in the sand
Where there are no stalks beaten by hail
And the young moron does not languish in anguish,
Ace of diamonds tambourine in a holey tambourine,
Bells unravel the suit
On the festive table herring in a fur coat
Dancing a waltz, opening a dumb mouth
The orthopedic boot is fed up
Got enough of snow porridge of fools,
Eye chisels, awls, drills
Drill a well to become warmer,
Strings tied in a dusty knot
Looped clouds
Sing about how the fire moons
They knock down a hornless bull
Colorful Blueberry Glades
Cherish the summer and the flying orgasm
A hunter without a gun looked at the den
Breathing interrupted a lingering spasm
Why did the old man eaten up evil poison,
Why breathe tear gas?
The glasses were right:
The reason for this was senility!
The cast-iron gates to the oil city explode into the account: “zero - one - two - three",
When love oh yeah believe me
Love walking loving fire will burn
Slanting kerosene beams,
Don’t stick in the wheels of a debauchery train,
At first there was debauchery, then jackdaws chirp,
Well, then the telephone sets
Walls painted with smooth laughter
Visions of fleeting simplicity
Here Eve kneels down
Before Adam at the hour of spring beauty,
And the jack of spades with that lady
Walk along the avenue in negligee
Glass canvases in the window frames shout with delight:
“Oh, well, then!”
In the morning the gray-haired wizard will go to bed, to wonder again all night,
Why does he need daytime dreams and songs?
Then, so as not to crush the water in the mortar,
When the wheels creak with a final cry
The caretaker will hit the tram wires
And the captain will sparkle with rusted binoculars,
It's time to go home
But only at home, and was not in sight,
Yesterday's still life was eaten by someone
The cloud must have burned in the fireplace
But the plague film continues
Projectionist, come on, play your movie
Walk and sing, crowd of people
The dude will figure out what the style is,
The electrician will collapse from the fifth pillar,
Sick children are waiting for the last meeting -
At half past three under a rocky cliff
When God's candles light up in the May sky
They will answer broad questions,
May it be a way to survive among the dead,
Although their life is nothing more than a movie,
In which half the frames are erased,
And the brain tissue is turned off,
And the thirty-first commissar from the submarine,
Light a darkly evil cigarette
He squeezes his eyes, swears, drinks vodka,
And he will say: “With God, on the way, Comrades Sailors!”
Where algae smell like cadaveric juice
Where the mermaids sleep without scales
Where the chest burns with an unceremonious current,
Angry Pointed Kiss
Whoever loves music loves a kind voice
And in this case, all the music in words,
Whoever throws a seed will see an ear
Yes there will be bread on all the tables of the earth,
But the artist didn’t live by bread alone,
Which the mammoth in the cave painted
And holding his breath, he walked so carefully
Past the flower in the gorge between the rocks
Then everything burst, exploded and fell asleep,
Everything blossomed and began to smile wildly,
And the dream was prophetic - in it the star was drowning,
But it was too late to wake up
Big semi-obscure picture,
Hanging in the room of brainless sorcerers
Eyes like melting ice floes
Wandered in the direction of the winds
The winds got tired of blowing and the motors began to howl,
The eyes have melted, the picture is burnt,
All the sorcerers climbed into rat holes,
A half-obscure wall exploded,
On the white soot of high ceilings
Left a black handprint
Among the ruins of stinky ....
Grandmother reads letters a dirty grandson,
Here he set fire to his sad guitar,
Diluted with alcohol one hundred percent