Текст песни
Чайка (1895—1896гг)
Монолог Треплева
Любит - не любит, любит - не любит, любит - не любит. (Смеется.) Видишь, моя мать меня не любит. Еще бы! Ей хочется жить, любить, носить светлые кофточки, а мне уже двадцать пять лет, и я постоянно напоминаю ей, что она уже не молода. Когда меня нет, ей только тридцать два года, при мне же сорок три, и за это она меня ненавидит. Она знает также, что я не признаю театра. Она любит театр, ей кажется, что она служит человечеству, святому искусству, а по-моему, современный театр - это рутина, предрассудок. Когда поднимается занавес и при вечернем освещении, в комнате с тремя стенами, эти великие таланты, жрецы святого искусства изображают, как люди едят, пьют, любят, ходят, носят свои пиджаки; когда из пошлых картин и фраз стараются выудить мораль - маленькую, удобопонятную, полезную в домашнем обиходе; когда в тысяче вариаций мне подносят все одно и то же, одно и то же, одно и то же, - то я бегу и бегу, как Мопассан бежал от Эйфелевой башни, которая давила ему мозг своей пошлостью.
Нужны новые формы. Новые формы нужны, а если их нет, то лучше ничего че нужно. (Смотрит на часы.) Я люблю мать, сильно люблю; но она ведет бестолковую жизнь, вечно носится с этим беллетристом, имя ее постоянно треплют в газетах, - и это меня утомляет. Иногда же просто во мне говорит эгоизм обыкновенного смертного; бывает жаль, что у меня мать известная актриса, и, кажется, будь это обыкновенная женщина, то я был бы счастливее. Дядя, что может быть отчаяннее и глупее положения: бывало, у нее сидят в гостях сплошь все знаменитости, артисты писатели, и между ними только один я - ничто, и меня терпят только потому, что я ее сын. Кто я? Что я? Вышел из третьего курса университета по обстоятельствам, как говорится, от редакции не зависящим, никаких талантов, денег ни гроша, а по паспорту я - киевский мещанин. Мой отец ведь киевский мещанин, хотя тоже был известным актером. Так вот, когда, бывало, в ее гостиной все эти артисты и писатели обращали на меня свое милостивое внимание, то мне казалось, что своими взглядами они измеряли мое ничтожество, - я угадывал их мысли и страдал от унижения...
Перевод песни
Seagull (1895-1896)
Monologue Trepleva
He loves - does not love, loves - does not love, loves - does not love. (Laughs.) You see, my mother does not love me. Still would! She wants to live, love, wear light blouses, and I am already twenty-five years old, and I constantly remind her that she is no longer young. When I am gone, she is only thirty-two years old, with me forty-three, and for this she hates me. She also knows that I do not recognize the theater. She loves theater, it seems to her that she serves humanity, holy art, and in my opinion, modern theater is a routine, a prejudice. When the curtain rises and in the evening illumination, in a room with three walls, these great talents, priests of holy art depict how people eat, drink, love, walk, wear their jackets; when they try to extract morality from vulgar pictures and phrases - small, obscure, useful in household use; when in one thousand variations they bring me the same thing, the same thing, the same thing, then I run and run as Maupassant escaped from the Eiffel Tower, which crushed his brain with his vulgarity.
We need new forms. New forms are needed, and if they are not, then nothing better is needed. (He looks at his watch.) I love my mother, I love him very much; but she leads a dumb life, always rushing about with this fiction writer, her name is constantly trembling in the newspapers - and this bothers me. Sometimes it’s just in me that the egoism of an ordinary mortal speaks; it’s a pity that my mother is a famous actress, and it seems that if she were an ordinary woman, I would be happier. Uncle, what can be more desperate and stupid than the situation: it happened that all celebrities, artists, writers are sitting at her place, and between them I am the only one - nothing, and they only tolerate me because I am her son. Who am I? What am I? I left the third year of the university due to circumstances, as they say, independent of the editorial board, no talents, penniless, and according to my passport I am a Kiev tradesman. My father, after all, is a Kiev tradesman, although he was also a famous actor. So, when, in the living room, all these artists and writers turned their gracious attention to me, it seemed to me that with their looks they measured my worthlessness - I guessed their thoughts and suffered from humiliation ...