Текст песни
I. THE RIVER BANK
The Mole had been working very hard all the morning, spring-cleaning his little home. First with brooms, then with dusters; then on ladders and steps and chairs, with a brush and a pail of whitewash; till he had dust in his throat and eyes, and splashes of whitewash all over his black fur, and an aching back and weary arms. Spring was moving in the air above and in the earth below and around him, penetrating even his dark and lowly little house with its spirit of divine discontent and longing. It was small wonder, then, that he suddenly flung down his brush on the floor, said 'Bother!' and 'O blow!' and also 'Hang spring-cleaning!' and bolted out of the house without even waiting to put on his coat. Something up above was calling him imperiously, and he made for the steep little tunnel which answered in his case to the gaveled carriage-drive owned by animals whose residences are nearer to the sun and air. So he scraped and scratched and scrabbled and scrooged and then he scrooged again and scrabbled and scratched and scraped, working busily with his little paws and muttering to himself, 'Up we go! Up we go!' till at last, pop! his snout came out into the sunlight, and he found himself rolling in the warm grass of a great meadow.
'This is fine!' he said to himself. 'This is better than whitewashing!' The sunshine struck hot on his fur, soft breezes caressed his heated brow, and after the seclusion of the cellarage he had lived in so long the carol of happy birds fell on his dulled hearing almost like a shout. Jumping off all his four legs at once, in the joy of living and the delight of spring without its cleaning, he pursued his way across the meadow till he reached the hedge on the further side.
'Hold up!' said an elderly rabbit at the gap. 'Sixpence for the privilege of passing by the private road!' He was bowled over in an instant by the impatient and contemptuous Mole, who trotted along the side of the hedge chaffing the other rabbits as they peeped hurriedly from their holes to see what the row was about. 'Onion-sauce! Onion-sauce!' he remarked jeeringly, and was gone before they could think of a thoroughly satisfactory reply. Then they all started grumbling at each other. 'How STUPID you are! Why didn't you tell him——' 'Well, why didn't YOU say——' 'You might have reminded him——' and so on, in the usual way; but, of course, it was then much too late, as is always the case.
It all seemed too good to be true. Hither and thither through the meadows he rambled busily, along the hedgerows, across the copses, finding everywhere birds building, flowers budding, leaves thrusting—everything happy, and progressive, and occupied. And instead of having an uneasy conscience pricking him and whispering 'whitewash!' he somehow could only feel how jolly it was to be the only idle dog among all these busy citizens. After all, the best part of a holiday is perhaps not so much to be resting yourself, as to see all the other fellows busy working.
He thought his happiness was complete when, as he meandered aimlessly along, suddenly he stood by the edge of a full-fed river. Never in his life had he seen a river before—this sleek, sinuous, full-bodied animal, chasing and chuckling, gripping things with a gurgle and leaving them with a laugh, to fling itself on fresh playmates that shook themselves free, and were caught and held again. All was a-shake and a-shiver—glints and gleams and sparkles, rustle and swirl, chatter and bubble. The Mole was bewitched, entranced, fascinated. By the side of the river he trotted as one trots, when very small, by the side of a man who holds one spell-bound by exciting stories; and when tired at last, he sat on the bank, while the river still chattered on to him, a babbling procession of the best stories in the world, sent from the heart of the earth to be told at last to the insatiab
Перевод песни
I. River Bank
Моль очень сильно работал все утро, весенние убирает его маленький дом. Сначала с метлы, затем с пылями; Затем на лестницах и ступенях и стульях, с кистью и ведром побелкой; Пока у него не у него не было пыли в горле и глазах, и разбрызгими побелкой по всему черному меху и ночи и утомленные руки. Весна перемещалась в воздухе над и на земле ниже и вокруг него, проникая даже на его темный и низкий маленький дом с духом божественного недовольства и тоски. Это было маленькое удивление, то, что он вдруг бросил его кисть на полу, сказал «беспокойство!» и удар! а также 'повесить весну-уборку! И болтал из дома, даже не ожидая положить на его пальто. Что-то выше выше, вызывало его властным, и он сделал для крутого маленького туннеля, который ответил в его случае на возобновленную каретую каретую, принадлежащий животным, чьи резиденции ближе к солнцу и воздуху. Поэтому он соскабливал и поцарапал и скрутил и поцарапал, а затем он снова пронзил и скрутил и поцарапал и соскобнул, работая наносится с его маленькими лапами и бормотала себе: «Вверх! Мы идем! До наконец, поп! Его морда вышла на солнечный свет, и он оказался катясь к теплой траве великого луга.
'Это отлично!' Он сказал себе. «Это лучше, чем побелка!» Солнечное солнце поразило на своем меху, мягкие бризой ласкали его нагретый бровь, и после уединения погадки он жил так долго, карол счастливых птиц упал на его притупленный слух, почти как крик. Сразу спрыгивая на всех своих четырех ногах, в радости жизни и радости весны без его уборки, он проводил свой путь через лугу, пока он не дошел до изгороде на дальнейшую сторону.
'Задерживать!' сказал пожилой кролик в разрыв. Sixpence для привилегии прохождения по частной дороге! Он был побитым в мгновение осторожно, нетерпеливой и презрительной моле, который покорил по боку из хеджирования, связанной с другими кроликами, когда они поспешно потрясали от своих дыр, чтобы увидеть, о чем речь. «Лук-соус! Лук-соус! Он заметил точнее, и ушел, прежде чем они могли подумать о тщательно удовлетворительном ответе. Тогда все они начали ворваться друг на друга. «Насколько ты глупы! Почему ты не сказал ему ... «Ну, почему ты не говорил ...» «Вы могли бы напомнить ему ...» и так далее, обычным способом; Но, конечно, было тогда слишком поздно, так как всегда так.
Все, казалось, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сюда и сдаванные по лугам он разморожены, вдоль гудок, через копцов, находя везде здание птиц, цветы, поклонники, листья - все счастливы, и прогрессируют и заняты. И вместо того, чтобы иметь неловкую совести, прокуривая его и шепчущих «побел!» Он как-то мог почувствовать, как весело только было единственным холостым собакой среди всех этих занятых граждан. В конце концов, лучшая часть праздника, возможно, не так много, чтобы отдыхать сами, чтобы увидеть всех других парней, занятых.
Он думал, что его счастье было полным, когда он бесцельно изготавливается, внезапно он стоял у края реки с полным кормлением. Никогда в его жизни он не видел реку, прежде чем этот гладкий, извилистый, полноценный животное, преследование и смешивание, захватывая вещи с бультяне и оставляя их со смехом, бросаться на свежие плейматы, которые потрясли себя без пойман и удерживается снова. Все было a-Shake и a-царствующим блестящим и блестящим и блестками, шуршами и вихрем, болтовнями и пузырем. Моль был заворачен, захвачен, очарован. На стороне реки, он провел как один травки, когда очень маленький, рядом с человеком, который держит один заклинание захватывающими историями; И когда надоело наконец, он сидел на берегу, в то время как река все еще болтала к нему, преподавала пребывание лучших историй в мире, отправленная из сердца земли, чтобы рассказать, наконец, всасыванию
Смотрите также: