Текст песни
Я первый скульптор, которому довелось оказаться внутри камня.
© Хулио Кортасар
Я беру камень и отсекаю всё лишнее.
© Микеланджело Буонарроти
1
Деревья лысели.
Птицы летели на север.
Жатва обирала посевы.
В дома возвращались семьи.
Мир пустел.
Ты одна.
Ты одна могла быть всем.
Всеми.
Когда руки гладили глину
или
твои волосы длинные
цвета оникс,
что легли на
ладони,
я изучал природу их линий:
искусство таилось в каждом извиве.
Ты одна
могла слезами заменить ливень,
а смехом – рай,
а смертью – мрак,
а шутками о Перпетуум-мобиле –
Перпетуум-мобиле.
Ты одна могла быть всем.
Но только для меня.
2
Как же ноябрь напоминает апрель,
в частности, творческим забвеньем.
Даже Бог переставал скорбеть
и на минуту останавливал время:
когда я брал в руки скарпель,
любой камень раздавался пеньем.
За окном начиналась эпоха потерь –
осенью погибает любой сангвиник.
Точно так листком падает Бог на постель
и не может встать, маясь ангиной.
Я беру его тело, чтобы тихо раздеть
и на ватмане отобразить мелком сангины.
Любая женщина променяет себя на стихи.
Сложнее сломить Бога занять нужную позу.
Со всеми его дефектами справляется мастихин,
в конце концов – он всего лишь воздух,
и именно этим он меня восхитил.
Высечь из глыбы Ничто – это не так-то просто.
Я пытаюсь ужиться с камнем, стать им.
Чем меня меньше – тем ему легче.
В прессе обо мне появились статьи,
мол, безумный, не скульптор – лепщик.
Я плевал. Мне с ума уже не сойти.
Эта глыба и руки – вот все мои вещи.
3
Мертвый Брюгге хранил лебедей.
Дома у воды толпились, терлись плечами.
Заблудший домовый сыч талдычил: быть беде, быть беде,
быть беде.
И печали.
Постепенно валун обретал черты
сначала схемы, потом скелета,
потом откололось ребро.
И появилась ты.
Как ювелир-анатом я тебя исследовал.
Выкупав тебя в росе,
на животе высек латынью орнамент:
«Mea matris, mea filia, meum amor»*
Ты одна. Ты была для меня всем.
Я был для тебя тем, чем был для меня мой камень.
Который несовершенство терял в полноте.
Я убирал лишнее,
грамм за граммом.
А когда он стал размером с ладонь,
я похолодел,
поняв, что моя скульптура – за гранью.
Мертвый Брюгге встречал туман,
сквозь который шли люди, как грустные камни.
Лишь тогда осознал,
кáк мир нещадно мал,
когда перед Ничто я стоял с пустыми руками.
*Моя мать, моя дочь, моя любовь.
Перевод песни
I am the first sculptor to happen to be inside the stone.
© Julio Cortazar
I take a stone and cut off all unnecessary.
© Michelangelo Buonarroti
1
The trees are bald.
Birds flew north.
The harvest robbed the crops.
Families returned to their homes.
The world is empty.
You are alone.
You alone could be everything.
To all.
When hands stroked clay
or
your hair is long
onyx colors
that lay on
palms
I studied the nature of their lines:
art lurked in every twist.
You are alone
could replace tears with rain
and laughter is heaven
and death is darkness
and jokes about the Perpetuum mobile -
Perpetuum mobile.
You alone could be everything.
But only for me.
2
How November resembles April,
in particular, creative oblivion.
Even God ceased to grieve
and he stopped time for a minute:
when I picked up a scarpel
any stone could be heard singing.
Outside the window began the era of loss -
any sanguine perishes in the fall.
Just like a leaf God falls to bed
and can’t get up, batting in a sore throat.
I take his body to undress quietly
and on whatman display shallow sanguine.
Any woman will exchange herself for poetry.
It’s more difficult to break God into the right position.
A palette knife copes with all its defects,
after all, he’s just air
and that is what he delighted me with.
Carving Nothing out of the block is not so simple.
I try to get along with the stone, become it.
The less I am, the easier it is for him.
Articles appeared in the press about me,
they say, crazy, not a sculptor - sculptor.
I spit. I can’t go crazy anymore.
This block and hands are all my things.
3
Dead Bruges kept swans.
The houses near the water crowded, rubbed their shoulders.
The lost home owl taldychil: to be in trouble, to be in trouble,
the fat is in the fire.
And sorrows.
Gradually, the boulder took on features
first the scheme, then the skeleton,
then the rib broke off.
And you appeared.
As a jeweler anatomist, I examined you.
Having bought you in the dew
latin ornament carved on the stomach:
"Mea matris, mea filia, meum amor" *
You are alone. You were everything to me.
I was for you what my stone was for me.
Which imperfection lost in fullness.
I cleaned up too much
gram by gram.
And when he became the size of a palm,
I got cold
realizing that my sculpture is beyond.
Dead Bruges met the fog
through which people walked like sad stones.
Only then realized
as the world is mercilessly small
when in front of nothing I stood empty-handed.
* My mother, my daughter, my love.
Смотрите также: