Текст песни Лев Рубинштейн - Апология одного места
- Исполнитель: Лев Рубинштейн
- Название песни: Апология одного места
- Дата добавления: 05.07.2018 | 04:15:13
- Просмотров: 406
- 0 чел. считают текст песни верным
- 0 чел. считают текст песни неверным
Текст песни
Лев РубинштейнАпология одного места
Он не хотел меня обидеть – я уверен. Наоборот. Он, старинный мой знакомый, встретившийся мне недавно на улице, сказал: «Слушай, я купил твою книжку. Я даже хотел тебе позвонить, но как-то не собрался. Прекрасная книжка! Ее читает вся семья. Она постоянно лежит у нас в…» Тут он запнулся, страшно смутился и посмотрел на меня с некоторой трусливостью во взоре. Несмотря на то что в роковой этой фразе он не дошел до самого рокового места, он понял, что я все понял. И он испугался. Испугался, что нанес неострожный удар по моему авторскому самолюбию.
Нет, не нанес. Напротив, он чрезвычайно потешил мое авторское тщеславие, в чем я и постарался его уверить, прибавив к этому свою искреннюю благодарность.
Мои любимые книжки тоже лежат там же. И там же, в тиши и благостном уединении, они читаются и перечитываются. И ни я, ни мой незадачливый почитатель в этом далеко не одиноки. Бывая в гостях и посещая время от времени чужие клозеты, вольно или невольно изучаешь ассортимент хранящейся там печатной продукции. Попытки обнаружить ту или иную систему и вывести из нее те или иные законы успехом никак не венчаются: там может быть все, что угодно, – от прошлогодних юмористических журналов до разрозненных томов энциклопедии, от самоучителя игры на шестиструнной гитаре до томика стихов Степана Щипачева, от каталога собачьих шампуней до сборника латинских афоризмов. Самой, пожалуй, значимой и семиотически насыщенной в данном контексте находкой показалась мне «Книга о вкусной и здоровой пище» – так сказать, единство и борьба противоположностей.
Но среди этого непредсказуемого, а потому и бесконечно интригующего гарнира там непременно наличествует и так называемая «настольная книга», распознаваемая по повышенной потрепанности. У кого-то это сборник анекдотов про Вовочку, у кого-то – «Критика чистого разума».
Словосочетание «настольная книга» с некоторых пор начисто утратило свое первоначальное значение. Кто читает за столом? Читают в поездах и на экранах компьютеров, читают на диванах и в гамаках, читают на эскалаторе, спускаясь вниз, и на эскалаторе, поднимаясь вверх. Но там не читаются настольные книги. Настольные книги читаются там, в тех местах, где нет стола, но есть покой и воля.
Когда это началось? Думаю, где-то с начала 60-х, то есть тогда, когда из подвалов, бараков и коммуналок людей стали переселять в новые отдельные хрущевские малогабаритки. В коммунальном сортире почитаешь, пожалуй. Там тебе так почитают!
Новые хрущевские квартиры были отдельными, но тесными. Тесными, но отдельными. Комнатки были маленькими. Кухни и сортиры – тоже. Но они были свои – не общие, не отчужденные, и это было очень важно. Не потому ли эти сугубо служебные помещения, эти безличные вроде бы «места общего пользования» стали средоточиями уютнейшей приватности, сердечной теплоты и повышенной интеллектуальной интенсивности.
Тогда же возникло понятие «кухни» как особого социально-культурного феномена. Кухня стала гостиной, салоном, клубом. А что стало кабинетом? Правильно.
Там, между прочим, не только сладко и плодотворно читается. Там и думается ой как славно, ой как плодотворно. Как мечтается там! Там человека поджидают глубочайшие, высочайшие и благороднейшие откровения. И это известно более или менее всем, а если в этом стыдятся признаваться, то исключительно из ханжества и лицемерия. Ведь попробуй только заикнуться в присутствии того или иного пошляка о том, что только что высказанная тобою мысль пришла тебе в голову там-то и там-то. Что он скажет на это? Правильно: он глупо ухмыльнется и скажет, что «оно и видно». Вот дурак!
Кстати, упреждая неизбежную реакцию неизбежного шутника, пожелающего поинтересоваться, в каком именно месте автор сочинил это произведение, отвечу: нет, к сожалению, не в том самом. К величайшему сожалению, написано это на компьютере, в помещении редакции под гул голосов, телефонные звонки и неритмичные взрывы праздного смеха. А потому если и возникнут у кого-нибудь претензии к форме и содержанию текста, ес
Перевод песни
Lev RubinsteinThe apology of one place
He did not want to offend me - I'm sure. On the contrary. He, an old friend of mine, who met me recently on the street, said: "Listen, I bought your book. I even wanted to call you, but somehow I did not. Lovely book! It reads the whole family. She constantly lies with us in ... "Then he hesitated, terribly embarrassed and looked at me with some cowardice in the eye. Despite the fact that in the fatal phrase, he did not reach the most fatal place, he realized that I understood everything. And he was frightened. I was frightened that I struck an uneasy blow to my author's vanity.
No, it did not. On the contrary, he extremely amused my author's vanity, in which I tried to convince him, adding to this my sincere gratitude.
My favorite books are also in the same place. And in the same place, in silence and blissful solitude, they are read and reread. And neither I nor my unlucky admirer are far from alone in this. Visiting a guest and visiting from time to time other people's closets, willingly or unwittingly study the range of printed products stored there. Attempts to detect this or that system and to deduce from it certain laws are not crowned with success: everything can be anything from there - from last year's humorous magazines to isolated volumes of the encyclopedia, from a self-taught game on a six-stringed guitar to a volume of Stepan Shchipachev's poems, from catalog of dog shampoos to the collection of Latin aphorisms. Perhaps the most significant and semi-rich in this context, the find appeared to me, "The book about tasty and healthy food" - so to speak, the unity and struggle of opposites.
But among this unpredictable, and therefore endlessly intriguing garnish there certainly is a so-called "handbook", recognizable by increased shabby. Someone has a collection of anecdotes about Vovochka, someone has a Critique of Pure Reason.
The phrase "handbook" has for some time completely lost its original meaning. Who reads at the table? Read on trains and on computer screens, read on couches and in hammocks, read on the escalator, going down, and on the escalator, climbing up. But there are not readable books. Table books are read there, in places where there is no table, but there is peace and will.
When did it start? I think, somewhere from the early 60's, that is, when people from the cellars, barracks and communal areas were resettled in new separate Khrushchev's small-sized units. In the communal toilet, you read, perhaps. There you are so honored!
The new Khrushchev apartments were separate, but close. Close, but separate. The rooms were small. Kitchens and lavatories - too. But they were their own - not common, not alienated, and it was very important. Is it because these purely office spaces, these impersonal "public places" seemed to be the focus of intimate privacy, warmth and increased intellectual intensity.
Then the notion of "kitchen" arose as a special socio-cultural phenomenon. The kitchen became a living room, a salon, a club. And what became the office? Correctly.
There, by the way, it is not only sweet and fruitful read. There and I think oh how glorious, oh how fruitful. How he dreams there! There the deepest, highest and noblest revelations await the person. And this is known more or less to everyone, and if one is ashamed to admit it, it is only out of hypocrisy and hypocrisy. After all, try only to hint in the presence of one or another vulgar that the thought you just expressed came to your mind there and there. What will he say to this? That's right: he will stupidly grin and say that "it can be seen." What a fool!
By the way, anticipating the inevitable reaction of the inevitable joker, wishing to ask, in which place the author composed this work, I will answer: no, unfortunately, not in the same. To the greatest regret, it was written on the computer, in the editorial office under the roar of voices, phone calls and the occasional bursts of idle laughter. Therefore, if someone has a complaint about the form and content of the text, the EU