Текст песни Михаил Щербаков - Кадриль
- Исполнитель: Михаил Щербаков
- Название песни: Кадриль
- Дата добавления: 19.12.2018 | 22:15:09
- Просмотров: 373
- 0 чел. считают текст песни верным
- 0 чел. считают текст песни неверным
Текст песни
Никакой жасмин под окном не пах.Ни один в садах соловей не пел.
Паче страсти жаждала ты вражды.
Я любил тебя, я сказал - изволь.
Там и сям настроил я крепостей,
зарядил чем следовало стволы,
карту мира вычертил в двух тонах,
разместил над ней силуэт орла.
Не смущал меня проливной напалм,
фейерверк убийственный не страшил.
Я хотел увидеть твою страну.
Я мечтал замерзнуть в её снегах.
В генеральском раже свинцом соря,
в то же время думал я вот о чём:
если вдруг у нас родилась бы дочь,
почему б её не назвать Мари?
Это было мощное кто кого,
кроме шуток, вдребезги, чья возьмёт.
Дорогой воздушно-морской масштаб.
Агентура в консульствах всей земли.
Я в потёмках дымных терял глаза,
от пальбы тупел, зарастал бронёй.
Ты роняла в пыль аромат и шарм,
изумруды, яхонты, жемчуга.
Но и в самом что ни на есть аду,
в толкотне слепых полумёртвых войск,
ты казалась всё ещё столь жива,
что пресечь огонь я не мог никак.
И гораздо после, когда пожар
сам собою стал опадать, редеть,
ты хранила столь ещё свежий блеск,
что, смотря в бинокль, я сходил с ума.
Отовсюду видная средь руин,
ты была немыслима, как цветок;
не берусь конкретно сказать - какой,
полагаю всё же, что иммортель.
И когда пожар, повторяю, стал
опадать, клубя многолетний прах;
до нуля дотлел основной ресурс,
а за ним неспешно иссяк резерв, -
от штыка последний погиб смельчак,
дезертир последний исчез в тылу.
И остались мы наконец одни
на плацдарме, словно в Эдеме вновь.
Парабеллум я утопил в ручье,
золотой сорвал с рукава шеврон,
силуэт орла завещал в музей,
карту мира выбросил просто так.
Если хочешь, действуй, дозоров нет.
Применяй картечь свою, Бог с тобой.
Подойди и выстрели мне в лицо.
Через два часа я приду в себя.
Перевод песни
No jasmine under the window smelled.Not a nightingale sang in the gardens.
More than passion you craved enmity.
I loved you, I said - please.
Here and there I set up fortresses,
charged than it should trunks,
drawn a world map in two colors,
placed above her the silhouette of an eagle.
The torrential napalm did not bother me,
the killer fireworks were not afraid.
I wanted to see your country.
I dreamed of freezing in her snows.
In a general rage, littering with lead,
at the same time, I was thinking about this:
if suddenly we would have a daughter,
why not call her Marie?
It was a powerful who whom,
except for jokes, to smithere whose one he’ll take.
Expensive air-sea scale.
Agent at consulates of the whole earth.
I lost my eyes in the smoky darkness
dull from the fire, overgrown with armor.
You dropped the aroma and charm to dust
emeralds, yachts, pearls.
But in hell itself,
in a crowd of blind half dead troops
you seemed still so alive
that I could not stop the fire.
And much after when the fire
he began to fall by himself, to thin,
you kept so fresh shine
that, looking through binoculars, I went crazy.
From everywhere visible among the ruins
you were inconceivable, like a flower;
I don’t presume to say specifically - which,
I suppose, nevertheless, that the immortel.
And when the fire, I repeat, became
fall off, pounding perennial dust;
the main resource
and after him the reserve slowly dried up, -
from the bayonet the last daredevil perished,
the last deserter disappeared into the rear.
And we were finally left alone
on the bridgehead, as if in Eden again.
I drowned Parabellum in a stream,
gold tore off the chevron from the sleeve,
the silhouette of an eagle bequeathed to the museum,
just threw out a map of the world.
If you want, act, there are no patrols.
Use your buckshot, God be with you.
Come and shoot me in the face.
In two hours I will come to my senses.