Текст песни Раз-два-три, ветер изменится - Глава 8 отрывок 8
- Исполнитель: Раз-два-три, ветер изменится
- Название песни: Глава 8 отрывок 8
- Дата добавления: 18.08.2020 | 09:32:04
- Просмотров: 143
- 0 чел. считают текст песни верным
- 0 чел. считают текст песни неверным
Текст песни
- Что происходит, Уилл?- Он оглушил их и поставил их в позы, чтобы нарисовать.
- Куда он дел рисунок?
Я оставил его рядом, чтобы можно было сравнить то, чем они были, и то, чем они стали. Я сделал так и в предыдущие разы, и теперь можно понять, что я развиваюсь, что я расту как Творец. У меня появился свой стиль, своя техника. У меня появилась своя аудитория.
- Он оставил его рядом с телами. Он делал так и раньше… Я видел эти рисунки, - наверное, я сжимаю фигурку в ладони, потому что в пальцах начинает колоть. – Там были каракули.
- Что обозначали эти каракули, Уилл?
Я глубоко вдыхаю, я хочу почувствовать сухой запах кабинета, но во рту остается привкус морского воздуха.
- Что они обозначали?
- Это был кишечник, - я сглатываю.
Да, это был кишечник. Он разложил его на песке и палкой сделал из него красивый узор. Но красота не в упорядоченности: красота – в хаосе, - и поэтому он засунул его обратно и стал рисовать каракули. Внутри нет ничего, кроме семи исковерканных жирных линий. Внутри нет ничего, кроме клубка ниток. Внутри ничего нет.
Я не хочу, чтобы они пялились на меня – они должны смотреть наверх: потому что их спасение – наверху, их спасение – внутри них самих. Я выкалываю им глаза не со злости, а потому, что они должны заглянуть в себя, они должны найти себя, в темноте они должны увидеть свет. Я стараюсь любить их: этих некрасивых, грязных, испачканных творений от моей руки. Я стараюсь заботливо вытереть кровь с их лиц, аккуратно отсоединить внутренности и бережно сплести их. Я стараюсь сделать все правильно.
Мне шатает, и я, сделав шаг назад, закрываю рот ладонью и упираюсь в теплый бок. Я не хочу больше видеть. Я не хочу чувствовать, я не хочу здесь находиться. Под рукой скользит гладкая шкура – олень. Он наклоняется ко мне и глубоко втягивает воздух, тыча носом в мое плечо: «Смотри, продолжай смотреть».
И я смотрю.
Я смотрю, как под моими руками хлещет кровь, и я закрываю локтем рот кричащему от боли парня. Я смотрю, как я вдавливаю пальцы в мягкую розовую кожу желудка и тяну ее на себя, оставляя алые борозды на стенках. Я смотрю, как я бережно сплетаю их ладони друг с другом.
Я смотрю, как я целую каждого из них: я держу их за подбородок и, придерживая их челюсти, целую каждого из них.
Я слышу, как я хрипло, возбужденно говорю им на ухо: «Теперь мы сможем быть вместе».
И, наверное, я начинаю плакать, потому что не могу придумать другой реакции на то, как среагировать на этот кошмар. Я начинаю плакать потому, что я чувствую все его одиночество, всю его боль, все годы, который он провел, спрятавшись под кроватью, боясь, что пьяный отец убьет его. Я плачу потому, что понимаю его.
Я больше не хочу сопереживать ему: я отворачиваюсь и утыкаюсь в шею стоящего рядом животного, вдыхая густой мускусный запах, запах леса. Я не хочу ничего об этом знать.
Доктор Лектер обнимает меня за плечи – это первое, что я чувствую, когда открываю глаза. Я стою, прижавшись к нему, и он медленно гладит меня по спине, говоря что-то вроде: «Дыши ровно, спокойнее».
- Уилл… - он вслепую находит мою ладонь и чуть сдавливает мою кисть. - Они принадлежали моему отцу, - он кладет прохладную ракушку часов в мою ладонь и задерживает пальцы на тыльной стороне.
- Зачем вы отдаете их мне?
- Чтобы ты знал: это можно контролировать. Мы с тобой можем контролировать эти эпизоды.
Доктор Ганнибал Лектер стоял в паре сантиметров от меня и говорил: «Теперь ты не один».
В ноябре 1969 я перестал быть один, но оказалось, что это еще не залог счастливой жизни.
Перевод песни
- What's going on, Will?- He stunned them and put them in poses to draw.
- Where did he do the drawing?
I left it there so that I could compare what they were and what they became. I have done this in previous times, and now you can understand that I am developing, that I am growing as a Creator. I got my own style, my own technique. I got my own audience.
- He left it next to the bodies. He did this before ... I saw these drawings - I guess I squeeze the figure in my palm, because in my fingers it starts pricking. - There were scribbles.
“What did those scribbles mean, Will?
I inhale deeply, I want to smell the dry smell of the cabinet, but the taste of sea air remains in my mouth.
- What did they mean?
“It was intestines.” I swallow.
Yes, it was the intestines. He spread it out on the sand and made a beautiful pattern out of it with a stick. But beauty is not in order: beauty is in chaos, and so he shoved it back in and started scribbling. There is nothing inside but seven bold twisted lines. There is nothing inside but a ball of thread. There is nothing inside.
I don't want them to stare at me - they have to look up: because their salvation is above, their salvation is within themselves. I gouge out their eyes not out of anger, but because they must look into themselves, they must find themselves, in the darkness they must see the light. I try to love them: these ugly, dirty, dirty creations from my hand. I try to carefully wipe the blood from their faces, carefully detach the insides and carefully weave them. I try to make things right.
I stagger, and I, taking a step back, cover my mouth with my palm and rest against the warm side. I don't want to see anymore. I don't want to feel, I don't want to be here. A smooth skin - a deer - slides under your hand. He leans over to me and sucks in a deep breath, nuzzling my shoulder: "Look, keep looking."
And I look.
I watch the blood gush under my hands, and I put my elbow over the mouth of the screaming guy in pain. I watch as I press my fingers into the soft pink skin of my stomach and pull it towards me, leaving scarlet furrows on the walls. I watch as I gently weave their palms together.
I watch as I kiss each of them: I hold their chin and, holding their jaws, I kiss each of them.
I hear myself hoarsely, excitedly saying in their ear: "Now we can be together."
And I probably start crying because I can't think of any other reaction to how to react to this nightmare. I start crying because I feel all his loneliness, all his pain, all the years he spent hiding under the bed, fearing that his drunken father would kill him. I cry because I understand him.
I no longer want to empathize with him: I turn away and burrow into the neck of the animal standing next to me, inhaling the thick musky smell, the smell of the forest. I don't want to know anything about it.
Dr. Lecter puts his arm around my shoulders, which is the first thing I feel when I open my eyes. I stand, pressed against him, and he slowly strokes me on the back, saying something like: "Breathe evenly, calmer."
“Will…” He blindly finds my hand and squeezes my hand slightly. “They belonged to my father.” He places the cool shell of the watch in my palm and rests his fingers on the back.
- Why are you giving them to me?
- So you know: it can be controlled. You and I can control these episodes.
Dr. Hannibal Lecter stood a couple of centimeters from me and said: "Now you are not alone."
In November 1969, I ceased to be alone, but it turned out that this was not the guarantee of a happy life.