Текст песни
Меня называли богом и чёртом, и кем-то ещё другим,
а я — всего лишь каждый четвёртый, погибший за Третий Рим.
В меня стреляли, меня лупили, остались одни репьи —
и в каждом городе по могиле, и все могилы — мои.
Пока пикировались уроды на самом, поди, верху,
я грудью падал на пулемёты и превращался в труху,
я направлял жестяные крылья на вражеские строи,
мои останки в окопах стыли,
мои останки в траншеях стыли,
мои останки в землянках стыли,
в болотах — тоже мои.
Меня хвалили, меня ругали, где орден, где трибунал,
а я ободранными руками оружие поднимал.
Цевьё горело и жгло ладони, калечил приклад плечо,
но я молчал, ведь мертвец не стонет, как не было б горячо.
Пока смеялись в тылу ублюдки, ввязавшиеся в войну,
я в недоформенном полушубке сидел у зимы в плену,
а после полз под землёй с кротами и вламывался в бои:
мои подошвы Белград топтали,
Варшаву и Будапешт топтали,
мои подошвы Берлин топтали,
и Прагу — тоже мои.
Меня описывали в романах не видевшие войны,
меня залили в гранит и мрамор, и в звон гитарной струны.
Всё это правильно и почётно — на том до сих пор стоим —
но я всего-то каждый четвёртый, погибший за Третий Рим.
А впрочем — что тут, страна большая, нас хватит на бой любой,
и если я всех мертвецов смешаю, то будет каждый восьмой.
И те, кто жив, продолжают биться, и насмерть, как я, стоят.
Я вижу их и читаю в лицах:
Москва и Киев — мои столицы,
и Минск, и Рига — мои столицы,
и Вильнюс — тоже моя.
Перевод песни
I was called God and Scratch, and someone else,
And I am just every fourth who died for the third Rome.
I was shot in me, I was glad, there were alone Repia -
And in each city by grave, and all the graves are mine.
While the freaks were divered on the very beginning, the top,
I fell on the machine guns and turned into a trunk,
I directed tin wings on enemy construction,
My remains in the trenches were shallow
My remains in the trenches were shallow
My remains in the dugouts were shallow
In the swamps - also mine.
I was praised, I swore, where the Order, where the tribunal,
And I raised the weapon with my arms.
Tsevyu burning and the palm harvested, cried the shrug,
But I was silent, because the dead man is not moaning, as it was not hot.
While laughed in the rear of the bastards, missed in the war,
I was in a unstorned wicker sat at the winter in captivity,
And after a plenty under the ground with crumbs and washed in battles:
My soles Belgrade trampled,
Warsaw and Budapest trampled,
My soles Berlin trampled,
And Prague is also mine.
I was described in novels who were not seen
I was poured into granite and marble, and to ring a guitar string.
All this is right and honorable - on Tom still stand -
But I just every fourth who died for the third Rome.
And however, what's here, the country is big, we will have enough for the fight of any,
And if I mix all the dead, then every eighth will be.
And those who are alive, continue to fight, and to death, like me stand.
I see them and read in the faces:
Moscow and Kiev are my capitals,
and Minsk, and Riga - my capitals,
And Vilnius is also mine.
Смотрите также: