Текст песни
Он не любил молитву перед едой: в маленькой столовой напротив его места, над камином, висело распятие, старинное, времён Столетней войны, его могли касаться уста самого Рене Дюрана де Моранжа; ценность вещи была запредельная, но Макс распятие ненавидел — оно казалось страшным. Лицо Христа всё в слезах, руки и ноги в крови — «редкая выразительность, тонкая работа», — написано в энциклопедиях, а Макс не мог смотреть на «это» и есть. Врач из городка при одной Максовой простуде заметил, что мальчик что-то уж очень худой, скулы как лезвия, «на рёбрах можно вальс играть, как на ксилофоне», — сказал мимоходом жене, так и пошла сплетня, что Дюраны разоряются. Макс тем временем пользовался тем, что болен, ел только то, что ему нравилось: солёную селёдку в растительном масле с паприкой, чёрный хлеб с орехами, блины с грибами в сливках; и всё это за книгой; и на кухне, где тепло, даже жарко; тут же чайник, можно подлить кипятку; а кухарка, и дворецкий, и горничные совсем не обращают на него внимания, ругаются, и смеются, и подпевают, делают громче радио, «Belle» из мюзикла «Нотр-Дам де Пари», а если заметят — научат что-нибудь готовить: «Цезарь» или маринованную утку с дыней; так и повелось — Макс читает за едой. Тогда он чуть-чуть поправился, округлился, бабушка поняла, что его уже не отучить: её сын, муж, отец тоже читали за едой, видно, это очередное загадочное, в генах… А о распятии бабушка даже не думала. Дюраны де Моранжа были слугами господними, религия не подлежала обсуждению: каждый день месса, в воскресенье — две, причастие, исповедь, Розарий три раза в день, часослов всегда под рукой. О Боге на кухне или у камина не беседовали, за Бога воевали, Богу молились, в Бога верили. Всё остальное — блажь и небыль. Макс это усвоил, как правила этикета, как рецепт карпаччо, как грамоту и счёт.
Перевод песни
He did not like prayer before eating: in the small dining room opposite his place, above the fireplace, there was a crucifix, old, from the time of the Hundred Years War, it could be touched by the mouth of Rene Duran de Morange himself; the value of the thing was beyond, but Max hated the crucifix - it seemed scary. Christ's face is all in tears, hands and feet in blood - “rare expressiveness, delicate work” - are written in encyclopedias, and Max could not look at “this” and is. A doctor from the town with one Max cold, noted that the boy was something very thin, cheekbones like blades, “you can play waltz on the ribs like a xylophone,” said his wife in passing, and gossip went on that Durans were going to go bankrupt. Max, meanwhile, used the fact that he was sick, he ate only what he liked: salted herring in vegetable oil with paprika, brown bread with nuts, pancakes with mushrooms in cream; and all this is behind the book; and in the kitchen, where it’s warm, even hot; there’s a kettle right there, you can add boiling water; and the cook, butler, and maids do not pay any attention to him at all, curse, and laugh, and sing along, turn up the radio, “Belle” from the musical “Notre Dame de Paris”, and if they notice, they will teach you something to cook: "Caesar" or pickled duck with melon; and so it happened - Max reads at a meal. Then he recovered a little, rounded, his grandmother realized that he couldn’t wean him anymore: her son, husband, father also read at food, it’s clear that this is another mysterious one, in genes ... And my grandmother didn’t even think about crucifixion. Durands de Moranges were servants of the Lord, religion was not subject to discussion: every day is Mass, on Sunday - two, the sacrament, confession, the Rosary three times a day, the oracle is always at hand. They did not talk about God in the kitchen or by the fireplace, they fought for God, they prayed to God, they believed in God. Everything else is whim and fiction. Max learned this, as etiquette, as a recipe for carpaccio, as a letter and score.
Смотрите также:
