Текст песни
Je n’eus que le temps de replacer sur la table le malencontreux document.
Le professeur Lidenbrock paraissait profondément absorbé. Sa pensée dominante ne lui laissait pas un instant de répit; il avait évidemment scruté, analysé l’affaire, mis en œuvre toutes les ressources de son imagination pendant sa promenade, et il revenait appliquer quelque combinaison nouvelle.
En effet, il s’assit dans son fauteuil, et, la plume à la main, il commença à établir des formules qui ressemblaient à un calcul algébrique.
Je suivais du regard sa main frémissante; je ne perdais pas un seul de ses mouvements. Quelque résultat inespéré allait-il donc inopinément se produire? Je tremblais, et sans raison, puisque la vraie combinaison, la «seule», étant déjà trouvée, toute autre recherche devenait forcément vaine.
Pendant trois longues heures, mon oncle travailla sans parler, sans lever la tête, effaçant, reprenant, raturant, recommençant mille fois.
Je savais bien que, s’il parvenait à arranger des lettres suivant toutes les positions relatives qu’elles pouvaient occuper, la phrase se trouverait faite. Mais je savais aussi que vingt lettres seulement peuvent former deux quintillions, quatre cent trente-deux quatrillions, neuf cent deux trillions, huit milliards, cent soixante-seize millions, six cent quarante mille combinaisons. Or, il y avait cent trente-deux lettres dans la phrase, et ces cent trente-deux lettres donnaient un nombre de phrases différentes composé de cent trente-trois chiffres au moins, nombre presque impossible à énumérer et qui échappe à toute appréciation.
J’étais rassuré sur ce moyen héroïque de résoudre le problème.
Cependant le temps s’écoulait; la nuit se fit; les bruits de la rue s’apaisèrent; mon oncle, toujours courbé sur sa tâche, ne vit rien, pas même la bonne Marthe qui entrouvrit la porte; il n’entendit rien, pas même la voix de cette digne servante, disant:
«Monsieur soupera-t-il ce soir?»
Aussi Marthe dut-elle s’en aller sans réponse. Pour moi, après avoir résisté pendant quelque temps, je fus pris d’un invincible sommeil, et je m’endormis sur un bout du canapé, tandis que mon oncle Lidenbrock calculait et raturait toujours.
Quand je me réveillai, le lendemain, l’infatigable piocheur était encore au travail. Ses yeux rouges, son teint blafard, ses cheveux entremêlés sous sa main fiévreuse, ses pommettes empourprées indiquaient assez sa lutte terrible avec l’impossible, et, dans quelles fatigues de l’esprit, dans quelle contention du cerveau, les heures durent s’écouler pour lui.
Vraiment, il me fit pitié. Malgré les reproches que je croyais être en droit de lui faire, une certaine émotion me gagnait. Le pauvre homme était tellement possédé de son idée, qu’il oubliait de se mettre en colère; toutes ses forces vives se concentraient sur un seul point, et, comme elles ne s’échappaient pas par leur exutoire ordinaire, on pouvait craindre que leur tension ne le fît éclater d’un instant à l’autre.
Je pouvais d’un geste desserrer cet étau de fer qui lui serrait le crâne, d’un mot seulement! Et je n’en fis rien.
Cependant j’avais bon cœur. Pourquoi restai-je muet en pareille circonstance? Dans l’intérêt même de mon oncle.
«Non, non, répétai-je, non, je ne parlerai pas! Il voudrait y aller, je le connais; rien ne saurait l’arrêter. C’est une imagination volcanique, et, pour faire ce que d’autres géologues n’ont point fait, il risquerait sa vie. Je me tairai; je garderai ce secret dont le hasard m’a rendu maître! Le découvrir, ce serait tuer le professeur Lidenbrock! Qu’il le devine, s’il
Перевод песни
У меня было только время, чтобы заменить на стол неудачный документ.
Профессор Лиденброка казался глубоко поглощенным. Его доминирующая мысль не покинула его моментом передышки; Он, очевидно, проверил, проанализировал дело, реализовал все ресурсы его воображения во время его прогулки, и он вернулся, чтобы применить новую комбинацию.
Действительно, он сел на стул, и перо в руке он начал устанавливать формулы, которые выглядели как алгебраический расчет.
Я следовал за его вздрагивающейся рукой. Я не потерял одного из его движений. Какой неожиданный результат был неожиданно? Я встряхивал, и без причины, поскольку истинная комбинация, «только», уже найден, любые другие исследования стали обязательно напрасны.
В течение трех долгих часов мой дядя работал, не говоря, не поднимая голову, стирание, возобновив, поцарапал, начиная в тысячу раз.
Я знал, что, если ему удалось организовать письма по всем относительным позициям, они могли бы занять, предложение будет сделано. Но я также знал, что двадцать букв могут образовывать две квинтиллионы, четыреста тридцать две четырьмя четырьмя четырьмя четырьмя триллионами, восемь миллиардов, сто семьдесят шесть миллионов, шестьсот сорок тысяч комбинаций. Тем не менее, в предложении было сто тридцать две письма, и эти сто тридцать два письма дали ряд разных предложений, состоящих из сто тридцать трех цифр, по меньшей мере, почти невозможно перечислить, и что уходит в любую оценку Отказ
Я был уверен на этом героическом способе решить проблему.
Однако время прошло; Ночь была; Шум улицы успокоился; Мой дядя, всегда наклонился на своей задаче, ничего не видел, даже не хороший Марх, который открывает дверь; Он ничего не слышал, даже голос этого достойного слуги, говоря:
"Сэр, сильнувший, сегодня вечером?"
Также Марше пришлось оставить без ответа. Для меня, после некоторое время сопротивлялось, я был взят из непобымного сна, и я уснул на одном конце дивана, в то время как мой дядя Лиденброк все еще рассчитывал и всегда гремел.
Когда я проснулся, на следующий день неопределенный ящик был все еще на работе. Его красные глаза, его пленный цвет лица, его волосы, переплетенные под его лихорадочной рукой, его помутированные скулы указывали достаточно его ужасной борьбы с невозможным, и, в каких усталах ума, в какую путаницу мозга, часы в последний раз. Продать для него.
Действительно, он заставил меня жаль. Несмотря на упреки, я думал, что имел право сделать его, определенные эмоции завоевали меня. Бедный человек был так обладан своей идеей, которого он забыл злиться; Все его сильные силы сосредоточены на одном моменте, и, поскольку они не сбежали по их обычной розетке, можно было бояться, что их напряженность не виновата этого от одного момента к другому.
Я мог бы получить жест, ослабив этот железный вид, который сжал ее череп, только слово! И я ничего не сделал об этом.
Однако у меня было хорошее сердце. Почему я отдыхал в таких обстоятельствах? В самого интереса моего дяди.
«Нет, нет, я повторил, нет, я не буду говорить! Он хотел бы пойти, я его знаю; Ничто не может остановить это. Это вулканическое воображение, и делать то, что другие геологи не сделали, это рискнуло бы его жизнь. Я буду преподаваться; Я буду держать этот секрет, чья шанс заставил меня учиться! Откройте его, это убило бы профессора Лиденброка! Он думаю, если он
Смотрите также: