Текст песни Записки на Теле - рыбы протухшего моря
- Исполнитель: Записки на Теле
- Название песни: рыбы протухшего моря
- Дата добавления: 21.07.2020 | 02:28:03
- Просмотров: 270
- 0 чел. считают текст песни верным
- 0 чел. считают текст песни неверным
Текст песни
Синхронизация фрагментов мозга и сердца,на примере тел младенцев в полотенцах,
в инкубаторных залах, улов врачами дает начало,
а сами кичатся по углам социальной защитой.
За считанные секунды заполняются ядом.
Дома из бумаги и спичечных коробов,
построенные врагами слов, рабами снов.
Снова и снова забиваю в памяти кол,
по осколкам воспоминания сходятся,
коды в фрагментах шифра, цифры лжецов,
срывая ценники выпавших золотых зубов.
Грубость строит вокруг одни лишь запреты.
Заперто на ключ девушкой Ханной.
В стакан наливает воды, до дыр стирая,
этикетки бутылей с минерализацией,
легализированных скважин зараженных.
Стражники догорающих в пламени городов.
Казнят за каждое слово, храня осколки виновных,
разбитых камнями керамических тел,
созревших в трущобах подпольного мира.
Реанимируют веру в себя и высшее, бессмертие мысли,
предоставляя свободу выбора трудящимся.
Нищие восстанут ликом навязчивости.
Пьянящий дождь угасающей вечности,
беспечности в клетчатых, тюремных одеждах,
без встреч, но встречному движению наперекор.
Уколот в широкую вену, стены все так же жмут,
жгутом колено зажато, сквозь жабры перекрывай дыхание.
Ханна, ты ткань обрывками, как рыба в аквариуме,
варишься заживо, как животное в новую стезю.
Степную зону комфорта, в три порта на разных кораблях,
капитан у руля спросил меня стоя. Кто ты?
Кто я? С ясными мыслями, в молоке с мюслями плаваю,
в лодке, селедкой Ханной, такой же гуманной,
и в каше манной густой, без устоев погряз мой стол,
сто тысяч лье под водой тонуть как патроны в обойме нагана.
На парусах, как русак, чтоб в момент долететь,
дотлеть углем, вместе с ленью в нем, огнем сойдемся.
Сольемся пламенем, в племя под одним знамением,
именем, званием на душу, был укушен вампиром иллюзий.
Ханна скрываясь за ликом музы, была лишь занозой в пальце.
В августе все странницы и странники вернулись домой.
Коснувшись земли, на мели рифа, корабль остановился,
установился контакт на палубе, перебои работы двигателя,
в движении, перегрев основных цилиндров,
литр на милю, под илом половина узлов, винные дожди снова пьянят.
Нас с Ханной теперь оттесняет левый ряд морской автострады.
В торговом зале отдела свежих морепродуктов,
море протухло, потухли последние свечи, с прошлого вечера.
Все так же ждем встреч, уже целую вечность.
Век снов с ампутированными конечностями.
Плавники сами унесут не суть куда.
К дверям конечного пункта, направления, цикличности
в двух строчках отыскал смысл жизни, точка.
Кто я? С ясными мыслями, в молоке с мюслями плаваю,
в лодке, селедкой Ханной, такой же гуманной,
и в каше манной густой, без устоев погряз мой стол,
сто тысяч лье под водой тонуть как патроны в обойме нагана.
На парусах, как русак, чтоб в момент долететь,
дотлеть углем, вместе с ленью в нем, огнем сойдемся.
Сольемся пламенем, в племя под одним знамением,
именем, званием на душу, был укушен вампиром иллюзий.
Ханна скрываясь за ликом музы, была лишь занозой в пальце.
В августе все странницы и странники вернулись домой.
Коснувшись земли, на мели рифа, корабль остановился,
Потолок обвалился на ноги, балками зажимает в кровь,
Брови скрывают глаза и признаки пронизывающей боли.
Соленое море, соленое море, соленое море.
Рассыпалось мировоззрение как проекция во времени.
Распустились ремни, удар об камни прерывает мечту.
Корабль идет ко дну.
Падение.Идем ко дну.
Падение.Идем ко дну.
Корабль.Падение.
Идем ко дну.Крушение.
Ханна. Мы идем ко дну.
Корабль идет ко дну.Мы идем ко дну.
Ханна.
Перевод песни
Synchronization of fragments of the brain and heart,on the example of the bodies of babies in towels,
in incubator rooms, the catch by doctors gives rise,
and they themselves boast in the corners of social protection.
Filled with poison in seconds.
Houses made of paper and matchboxes
built by enemies of words, slaves of dreams.
Again and again I hammer in the memory
the fragments of memories converge,
codes in cipher fragments, figures of liars,
ripping off the price tags of lost gold teeth.
Rudeness builds around only prohibitions.
Locked by the girl Hannah.
Pours water into a glass, erasing holes,
mineralization bottle labels,
legalized contaminated wells.
Guards of cities burning down in flames.
Executed for every word, keeping the fragments of the guilty
ceramic bodies broken by stones,
ripened in the slums of the underground world.
Reanimate belief in oneself and the highest, immortality of thought,
giving freedom of choice to workers.
The beggars will rise up as the face of obsession.
Intoxicating rain of fading eternity
carelessness in plaid, prison clothes,
without meetings, but contrary to oncoming traffic.
Punctured in a wide vein, the walls still press
the knee is clamped with a tourniquet, block the breath through the gills.
Hannah, you fabric in scraps like a fish in an aquarium
boil alive like an animal on a new path.
Steppe comfort zone, in three ports on different ships,
the captain at the helm asked me standing. Who are you?
Who am I? With clear thoughts, I swim in milk with muesli,
in a boat, Hannah herring, the same humane,
and my table was mired in thick semolina porridge,
a hundred thousand leagues under water to sink like cartridges in a revolver clip.
On sails, like a hare, to fly at the moment,
smolder coal, together with laziness in it, we will converge on fire.
Let us merge in flame, into a tribe under one sign,
name, title to the soul, was bitten by the vampire of illusions.
Hannah, hiding behind the face of the muse, was just a thorn in her finger.
In August all the wanderers and pilgrims returned home.
Touching the ground, stranded on the reef, the ship stopped,
contact is established on deck, engine interruptions,
in motion, overheating of the main cylinders,
liter per mile, half the knots under the silt, the wine rains are drinking again.
Hannah and I are now being pushed aside by the left lane of the sea motorway.
In the trading floor of the fresh seafood department,
the sea is rotten, the last candles have gone out, from last evening.
We are still waiting for meetings, for ages.
The Age of Amputee Dreams.
The fins themselves will not carry away the essence where.
To the doors of the destination, directions, cycles
found the meaning of life in two lines, period.
Who am I? With clear thoughts, I swim in milk with muesli,
in a boat, Hannah herring, the same humane,
and my table was mired in thick semolina porridge,
a hundred thousand leagues under water to sink like cartridges in a revolver clip.
On sails, like a hare, to fly at the moment,
smolder coal, together with laziness in it, we will converge on fire.
Let us merge in flame, into a tribe under one sign,
name, title to the soul, was bitten by the vampire of illusions.
Hannah, hiding behind the face of the muse, was just a thorn in her finger.
In August all the wanderers and pilgrims returned home.
Touching the ground, stranded on the reef, the ship stopped,
The ceiling has collapsed on its feet, grips with beams in the blood,
The eyebrows hide the eyes and signs of piercing pain.
Salt sea, salty sea, salty sea.
The worldview disintegrated as a projection in time.
The belts are unraveled, the impact on stones interrupts the dream
The ship is sinking.
Fall. We go to the bottom.
Fall. We go to the bottom.
Ship Fall.
We go to the bottom. Wreck.
Hannah. We're going to the bottom.
The ship is sinking, we are sinking.
Hannah.