Текст песни Бродский - Развивая Платона

  • Исполнитель: Бродский
  • Название песни: Развивая Платона
  • Дата добавления: 25.11.2019 | 21:46:01
  • Просмотров: 346
  • 0 чел. считают текст песни верным
  • 0 чел. считают текст песни неверным

Текст песни

Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река
высовывалась бы из-под моста, как из рукава -- рука,
и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,
как Шопен, никому не показывавший кулака.

Чтобы там была Опера, и чтоб в ней ветеран-
тенор исправно пел арию Марио по вечерам;
чтоб Тиран ему аплодировал в ложе, а я в партере
бормотал бы, сжав зубы от ненависти: "баран".

В этом городе был бы яхт-клуб и футбольный клуб.
По отсутствию дыма из кирпичных фабричных труб
я узнавал бы о наступлении воскресенья
и долго бы трясся в автобусе, мучая в жмене руб.

Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой
там, где нога продолжает начатое головой.
Изо всех законов, изданных Хаммурапи,
самые главные -- пенальти и угловой.

II

Там была бы Библиотека, и в залах ее пустых
я листал бы тома с таким же количеством запятых,
как количество скверных слов в ежедневной речи,
не прорвавшихся в прозу, ни, тем более, в стих.

Там стоял бы большой Вокзал, пострадавший в войне,
с фасадом, куда занятней, чем мир вовне.
Там при виде зеленой пальмы в витрине авиалиний
просыпалась бы обезьяна, дремлющая во мне.

И когда зима, Фортунатус, облекает квартал в рядно,
я б скучал в Галерее, где каждое полотно
-- особливо Энгра или Давида --
как родимое выглядело бы пятно.

В сумерках я следил бы в окне стада
мычащих автомобилей, снующих туда-сюда
мимо стройных нагих колонн с дорическою прической,
безмятежно белеющих на фронтоне Суда.

III

Там была бы эта кофейня с недурным бланманже,
где, сказав, что зачем нам двадцатый век, если есть уже
девятнадцатый век, я бы видел, как взор коллеги
надолго сосредотачивается на вилке или ноже.

Там должна быть та улица с деревьями в два ряда,
подъезд с торсом нимфы в нише и прочая ерунда;
и портрет висел бы в гостиной, давая вам представленье
о том, как хозяйка выглядела, будучи молода.

Я внимал бы ровному голосу, повествующему о вещах,
не имеющих отношенья к ужину при свечах,
и огонь в камельке, Фортунатус, бросал бы багровый отблеск
на зеленое платье. Но под конец зачах.

Время, текущее в отличие от воды
горизонтально от вторника до среды,
в темноте там разглаживало бы морщины
и стирало бы собственные следы.

IV

И там были бы памятники. Я бы знал имена
не только бронзовых всадников, всунувших в стремена
истории свою ногу, но и ихних четвероногих,
учитывая отпечаток, оставленный ими на

населении города. И с присохшей к губе
сигаретою сильно заполночь возвращаясь пешком к себе,
как цыган по ладони, по трещинам на асфальте
я гадал бы, икая, вслух о его судьбе.

И когда бы меня схватили в итоге за шпионаж,
подрывную активность, бродяжничество, менаж-
а-труа, и толпа бы, беснуясь вокруг, кричала,
тыча в меня натруженными указательными: "Не наш!" --

я бы втайне был счастлив, шепча про себя: "Смотри,
это твой шанс узнать, как выглядит изнутри
то, на что ты так долго глядел снаружи;
запоминай же подробности, восклицая "Vive la Patrie!"

Перевод песни

I would like to live, Fortunatus, in the city where the river
     would protrude from under the bridge, as if from a sleeve - a hand,
        and so that she falls into the bay, spreading her fingers,
     like Chopin, showing no fist.

     For Opera to be there, and for a veteran to be there
     the tenor regularly sang Mario's aria in the evenings;
        so that Tyrant applauded him in the box, and I on the ground
     would mutter, gritting his teeth in hatred: "ram."

     This city would have a yacht club and a football club.
     By the absence of smoke from brick factory pipes
        I would know about Sunday
     and would have been shaking for a long time on the bus, tormenting rub.

     I would weave my voice in a common animal howl
     where the leg continues the begun by the head.
        Of all the laws made by Hammurabi,
     the most important - penalty and corner.

        II

     There would be a library, and in its empty halls
     I would flip through volumes with the same number of commas,
        like the number of bad words in daily speech,
     not breaking into prose, nor, moreover, into the verse.

     There would be a large train station, damaged in the war,
     with a facade, which is much more interesting than the outside world.
        There, at the sight of a green palm in an airline window
     a monkey would wake up dozing in me.

     And when winter, Fortunatus, encircles the quarter in a row,
     I would have missed the Gallery, where every canvas
        - especially Ingres or David -
     how a birthmark would look like a stain.

     At dusk I would follow in the herd window
     mooing cars scurrying back and forth
        past slender naked columns with a Doric haircut,
     serene whitening on the pediment of the Court.

        III

     There would be this coffee shop with a thumbs up blanche,
     where, saying that why do we need the twentieth century, if there is already
        nineteenth century, I would see the look of a colleague
     focuses on the fork or knife for a long time.

     There should be that street with trees in two rows,
     porch with a torso of a nymph in a niche and other nonsense;
        and the portrait would hang in the living room, giving you an introduction
     about how the hostess looked like being young.

     I would listen to an even voice telling things
     not related to candlelight dinner,
        and the fire in the dungeon, Fortunatus, would cast a crimson glow
     on a green dress. But at the end of conceptions.

     Time, current unlike water
     horizontally from tuesday to wednesday,
        in the dark there would smooth out wrinkles
     and erase their own tracks.

        IV

     And there would be monuments. I would know the names
     not only bronze riders stuck in stirrups
        stories of their leg, but also of their four-legged ones,
     given the imprint left by them on

     the population of the city. And with a lip dry
     with a cigarette after midnight returning on foot to his place,
        like a gypsy palm, on cracks on the pavement
     I would have wondered, hiccuping, out loud about his fate.

     And when they eventually grabbed me for espionage,
     subversive activity, vagrancy, menazh-
        a-true, and the crowd would rage around screaming,
     poking at me with stressed indexes: "Not ours!" -

     I would secretly be happy whispering to myself: “Look,
     this is your chance to find out how it looks from the inside
        what you looked at for so long outside;
     remember the details, exclaiming "Vive la Patrie!"

Официальное видео

Смотрите также:

Все тексты Бродский >>>